Книга Мудрая кровь - Фланнери О'Коннор

В ногах кровати была свернута его одежда, он потянулся к ней и стал поспешно натягивать вещи прямо поверх ночной рубашки.

— Вот я и думаю — как бы так устроить, чтобы и у вас были дом и забота, и мне не пришлось бы подниматься по этим ступенькам. Что это вы одеваетесь, мистер Моутс? Не пойдете же вы на улицу в такой холод? И вот о чем я подумала, — продолжала она, наблюдая, как он одевается, — есть у нас с вами единственный выход: пожениться. Я бы никогда не решилась на это просто так, но тут речь идет о слепом и больном человеке. Если мы не будем помогать друг другу, мистер Моутс, никто нам не поможет. Никто. Мы одиноки в целом мире.

Костюм из ярко-голубого превратился в темно-серый. Панама, лежавшая на полу, рядом с обувью, пожелтела. Надев панаму, он стал натягивать ботинки, полные камней.

— У каждого человека должен быть свой дом, — сказала она, — и я хочу, чтобы и мы с вами зажили одним домом, чтобы у вас было где жить, мистер Моутс, и вы могли бы ни о чем не заботиться.

Его трость тоже лежала на полу рядом с ботинками. Он нащупал трость и медленно пошел.

— В моем сердце приготовлено для вас место, мистер Моутс, — объявила она и вправду ощутила, что сердце качается, точно клетка с птичкой; было непонятно, куда он идет: то ли к ней в объятья, то ли мимо. Он прошел мимо без всякого выражения на лице и вышел из комнаты. — Мистер Моутс! — Она резко повернулась на стуле. — Я не позволю вам остаться здесь, если вы не примете мое предложение. Я не могу подниматься по лестнице. Мне от вас ничего не надо. Я просто хочу вам помочь. Кто о вас позаботится, кроме меня? Всем наплевать, живы вы или умерли. Вам негде жить — только у меня.

Он нащупывал тростью первую ступеньку лестницы.

— Может, вы хотите снять комнату в другом доме? — Она почти визжала. — Или решили уехать в другой город?!

— Нет, не туда, — ответил он, — нет другого города, нет другого дома.

— Ничего нет, мистер Моутс, — подхватила она. — Знаете, время ведь не идет вспять. Если вы не согласитесь на мое предложение, вы окажетесь сейчас в холодном мраке. Далеко ли вы уйдете?

Он нащупывал тростью каждую ступеньку, прежде чем поставить ногу. Хозяйка крикнула вдогонку:

— Можете не возвращаться, если этот дом для вас ничего не значит. Дверь будет заперта. Вы можете вернуться, забрать свои вещи и отправляться на все четыре стороны.

Она долго еще стояла у лестницы, бормоча:

— Он вернется. Пусть только ветер проберет его, как следует.

Ночью хлынул ледяной дождь, и, лежа в полночь в постели, без сна, миссис Флуд, домохозяйка, заплакала. Ей хотелось выбежать под дождь, найти его, дрожащего от холода в какой-нибудь дыре, и сказать: мистер Моутс, мистер Моутс, вы можете оставаться здесь насовсем, или мы вместе пойдем, куда вы хотите, пойдем вместе. Она прожила трудную жизнь — без особых страданий, но и без радостей — и думала, что сейчас, когда жизнь подходит к концу, она заслужила друга. Если ей суждено ослепнуть после смерти, кто лучше слепого подготовит ее к встрече с мраком? Кто может лучше подвести к слепоте, чем человек, уже постигший ее?

Как только рассвело, она вышла на улицу и под дождем обошла кварталы, которые он знал, останавливалась у каждой двери и всюду спрашивала о нем, но никто его не видел. Она вернулась домой, вызвала полицию, описала его приметы и попросила найти, чтобы он заплатил за квартиру. Целый день она ждала, что его привезут на патрульной машине или он сам придет, но никто так и не появился. Дождь и ветер не утихали, и она подумала: быть может, он до сих пор мокнет где-нибудь на улице. Она стала ходить по комнате, все быстрее и быстрее, думая о его глазах без дна и слепоте смерти.

Через два дня двое молодых полицейских, патрулировавших на машине район, обнаружили его. Он лежал в траншее возле заброшенной стройки. Водитель подвел машину к самому краю.

— Кажется, мы ищем слепого? — спросил он. Второй справился в блокноте: «Слепой, в синем костюме; не уплатил за квартиру».

— Это он и есть, — сказал первый полицейский, показывая в траншею. Второй подвинулся и тоже посмотрел в окно:

— Нет, костюм у него не синий.

— Конечно, синий,— сказал первый.— Не надо так на меня наваливаться. Лучше выйдем, увидишь — он точно синий.

Они вылезли из машины и присели на корточках у траншеи. Оба были в новых высоких ботинках, новой полицейской форме, у обоих были рыжеватые волосы и бакенбарды, оба были толстые, только один намного толще другого.

— Похоже, и впрямь был синий, — сказал тот, что был толще.

— Думаешь, помер? — спросил первый.

— Это ты у него спроси, — ответил другой.

— Да нет, не помер. Шевелится.

— Он, наверно, без сознания,— сказал тот, что был толще, и вытащил новенькую дубинку. Несколько минут они молча смотрели на человека. Его рука нащупала край траншеи и судорожно сжималась и разжималась, точно он пытался что-то поймать. Потом он хриплым шепотом спросил, где он, и что сейчас: ночь или день.

— День,— ответил тот, что был потоньше, взглянув предварительно на небо. — Мы вас заберем, чтоб вы за квартиру заплатили.

— Я пойду туда, куда мне надо, — сказал слепой.

— Но сначала заплатите за квартиру, — сказал полицейский. — До последнего цента.

Второй, убедившись, что слепой в сознании, треснул его новенькой дубинкой по голове.

— Чтобы все гладко вышло, — пояснил он. — Бери-ка за ноги.

Он умер в полицейской машине, но они не заметили и принесли его хозяйке. Его положили на ее кровать, и, выпроводив полицейских, хозяйка заперла дверь, принесла стул и села поближе к его лицу, чтобы поговорить.

— Ну что, мистер Моутс? — сказала она. — Смотрю, вы вернулись домой!

Его лицо было строгим и спокойным.

— Я знала, что вы вернетесь, — сказала она, — и ждала вас. Вы можете больше ничего не платить, можете жить бесплатно, хоть наверху, хоть внизу. Хотите, будем жить с вами здесь или можем поехать вдвоем, куда вам захочется.

Она никогда не видела его лица таким умиротворенным. Она схватила его руку и прижала к своей груди. Рука была сухая и безжизненная. Кожа резко обтягивала череп, а изуродованные глазницы казались входом в темный туннель, где он исчез. Она все ниже и ниже склонялась над его лицом, пытаясь как можно глубже заглянуть в них и понять, как же ее обманули, и что обмануло ее, но так ничего и не увидела. Она закрыла глаза и разглядела крошечное пятнышко света, но так далеко, что не смогла удержать его в голове. Ее будто заперли у какого-то входа. Так она и сидела, уставившись закрытыми глазами в его глазницы, пока не почувствовала, что подошла к началу чего-то, что невозможно начать, и увидела, как он уходит от нее все дальше и дальше, превращаясь в крошечное пятнышко света.