– Не обращай внимания! – говорит мне Тесак.
Я и не обращаю, но внутри уже зарождается нехороший огонек. Я бессилен. Ярость и злость – это все, что осталось от моего поколения. Тупая ярость, тупая злость.
Даже Прыщ что-то в ответ им буркнул. Я встаю и… меня ведет в сторону. Мужики наверху ржут. Девки все накрашенные, у каждой по несколько пачек презеров распихано по карманам. От нашей скамейки до крыши метров пятнадцать. Какие острые шипы на полуметровой ограде!
Тот мудак продолжает крыть нас, бляди смеются все неистовее. Я делаю вид, что убрался вконец, и плавно подхожу к нашей урне. Мы к этому моменту прилично уже убрали стеклянных бутылок. Достаточно, на мой взгляд. Нехороший огонек пожирает мой мозг. Из двух выпущенных (14:40) за секунду бутылок «тройки» одна разлетается об перила, другая, разбиваясь об лоб прошмандовки, взрезает ей все лицо. Теперь, дорогуша, никакая косметика не поможет, и будут тебя ебать по жизни в жопу, чтобы не видеть твое уебышное лицо!
Оравший долбоеб пытается спешно спуститься (14:41) по наклонным доскам. Видно, что он, как и Прыщ, тоже перебрал. Но я готов к новой атаке, и через несколько секунд две бутылки вырубают уебка, попав ему прямо в торец. Он обмякает на перилах и едет вниз, шмякается об землю. Одна из прошмандовок наспех перевязывает (14:42) другой лицо, когда на сцене появляется еще несколько действующих лиц. Они выскакивают один за другим из гребаного чердака. Они пялятся на нас, некоторые посылают на хуй. Когда балкончик набился ими полностью, один здоровенный мудофель оттолкнул в сторону изрезанную бабу и ее подружку, а сам принялся швырять в нас пластиковыми бутылками из-под пива. Но они жутко тормозили о воздух и падали, не долетев до цели. Оцените преимущества пива в стекле!
Я оглянулся (14:43). Тесак стоял в боевой позе, готовый ринуться в бой в любой момент. В то же время мимо нас пролетели две водочные бутылки, но они были посланы слишком сильно и, пролетев над головами, закружились на льду канала. Ярость во мне прыснула в кровь адреналином. Пиздюки получат свое!
Мудофилы, поняв, что им нас не достать, принялись спускаться (14:45) по гребаной лестнице. Они, видать, не знали участь дружка, распростертого на земле! Я скомандовал: «Сейчас!» – и штуки три пивных бутылей «приземлились» (14:45:24) россыпью на двоих гнойников… Мне доставляет огромное эстетическое удовольствие сам звук полета пустой бутылки, а именно, как она делает горлышком свое «фьют-фьють». Как она летит в цель с максимальным ускорением и, достигая ее, разлетается на мелкие кусочки! Одурманенный яростью, мозг фиксирует мельчайшие подробности: как двое мудаков теряют равновесие; как они приземляются на настил; как десятки острых стеклышек врезаются им в тело; как, скользя по наклонным доскам, пиздюки оставляют за собой кровавый след и, наконец, как они корчатся от боли, придавив мосталыгами своего кореша.
Я понимаю (14:47), что пора завершать спектакль, и еще штуки четыре стеклотары летят в середину толпы на балкончике. Тесак хватает непочатого «Степана», я – Прыща под мышку. Пока мудаки наверху матерятся от боли ударов и порезов, мы медленно отступаем (14:48). Один из тех хуетесов, что оказались на земле, приковыляв к забору, пытается перемахнуть его, помогая себе матюгами. В этот момент об его голову с хрустом бьется полная бутылка Тесака. Мой друг рад, улыбается. Пиво вспенившимися струйками стекает с поникшей на изгороди головы уебка. Тесак оборачивается ко мне, и в его глазах читается: «Нас меньше, но мы здорово уделали их!» На моем лице взаимная радость.
– Делаем ноги! – кричу ему, и мы сматываемся. Ментура должна подъехать с минуты на минуту.
Огонек покидает мозг. Хронометр показывает 14:49.
1.03.03, тупая злость, 19:36
Мы тащимся по занюханной улице рядом со станцией метро «Чернышевская». Мы уже слегка протрезвели, и Прыщ плетется отдельно, стараясь самостоятельно удержать равновесие. Впереди готическая церквуха, такая же занюханная и жалкая, как и вся улица. Новоанглийский стиль, начало прошлого века. Она выглядит словно закопченная рыбешка с этим толстым налетом сажи на кирпиче. Да и сама улица, впрочем, второсортный отброс: рытвины одна глубже другой; развалившиеся поребрики; размазанные по тротуару собачьи фекалии; грязные стекла; немытые целую вечность фасады; мусор, перемешанный со снегом, высится горушками возле подворотен; зассаные подъезды, откуда веет затхлостью, разрухой и плесенью; откровенные помойки, а не машины расставлены вдоль. Некоторые из них навсегда лишились способности перемещаться в пространстве. И из ближайшей к нам (Opel Kadet) вылазит грязный, как сама улица, бомж. Я рукой даю знать, что вперед пойду один, а сам посматриваю по сторонам в поисках палки. От бомжа воняет, как от сотни вокзальных сортиров. Грязные космы волос выползают из-под шапки, порванный в нескольких местах тулуп выглядит эксклюзивно засаленным (в куче мусора нахожу обрезанную трубу), вместо ботинка на одной ноге полиэтиленовый пакет, руки в говне (готовлюсь к удару), а ноготь мизинца на левой руке достигает поистине гигантских размеров. Я думаю, что ему глубоко наплевать на себя.
Я бью со спины и бью ровно под колени. От неожиданности и силы удара бомж снопом валится на землю. Ебаный засранец! Получай, сука! Бомж пытается встать, пыхтит, отдувается, но в это время пара точных ударов проходят ему в голову. Бомж оседает на земле.
– Сука! Будешь знать, как топтать Божью землю своими дерьмовыми ногами! Вот, блядь! Ты же, сука, больше не человек, ты и работать разучился! Получай!
Я стараюсь как можно больнее врезать ему по коленной чашечке. Размахиваюсь и… меня кто-то хватает сзади за талию и отбрасывает в сторону.
– Блядь! Успокойся ты наконец! Он же ничего не сделал! – орет на меня Тесак.
– Блядь! Да ты же ни хуя не понимаешь! Из-за таких мудаков…
Я принимаюсь избивать стонущего бомжа ногами в живот. Тесак вновь отталкивает меня. Я замахиваюсь на него.
– Будь ты проклят! Ты попадешь в Ад! – доносится сиплый голос бомжа.
Я пару раз успеваю ударить того по башке, перед тем как Тесак утаскивает меня вверх по улице. Снег под головой бродяги начинает темнеть. Я кричу на всю улицу:
– Мы все будем гореть в Аду! Никто не спасется!
Я вижу, как к бомжу подскакивают его же кореша и начинают по частям раздевать того, стонущего о помощи. Непонятная злость захлестывает меня со всех сторон.
– Блядь, друг, ты иногда пугаешь меня! Что с тобой происходит?
– Отъябись, Тесак! – я говорю без злобы, лишь бы он заткнулся.
«Ночь будет морозной», – думаю я, глядя на яркие, будто протертые заботливой рукой Творца, звезды.
СОШЕСТВИЕ В АД №3
15.03.03, в Николаевской
Мы поехали в Николаевскую только лишь из-за денег. Я пообещал сам себе отдать часть добычи в пользу детей Преисподни. Так и сделаю. На руках у нас было семь тысяч грин.
