Глава 16
Новые сведения об отце * Я получаю все больше лекарств * Мне удается связаться с Элби
— Тогда соври! — крикнула я маме.
Мы сидели на каменной скамье в саду среди вылизанных газонов, возле корпуса для психических больных. Вязы были обсажены тигровыми лилиями. Некогда оранжевые цветки с удлиненными лепестками сморщились и превратились в закорючки, на вид они будто обгорели. К спинке скамьи была привинчена табличка: «Дар доктора и миссис Уильям Стэнтон. В память о Сьюзан Мэри». Видно, эта Сьюзан Мэри померла здесь, не вынеся происходящего. Я уже начала думать, что и сама скоро не выдержу. Пегги вбила себе в голову, что источником всех моих проблем является отсутствие информации об отце, и я тоже начала подумывать: а может, она права?.. Я не слишком часто и настойчиво расспрашивала маму об отце, разве что когда была совсем маленькой, а потому мой внезапный интерес к его персоне ее удивил. У маминых ног стояла сумка. Заглянув туда, я увидела жестяную коробку из-под печенья и номер «Севентин»[16]за сентябрь. Я скрестила руки на груди, скроила равнодушную мину, точно меня ничуть не волновало содержимое коробки, хотя душа просила чего-нибудь вкусненького. Да и по модным новинкам я стосковалась, хотя больше всего мне хотелось ласки и понимания.
— Все вышло довольно глупо. Выдался один из тех дурацких дней, когда…
— Прекрасно. Стало быть, ты считаешь мое зачатие дурацким?
— Да нет же! Ты поймешь меня, когда вырастешь.
— Но мне уже почти четырнадцать! Тринадцать лет и девять месяцев.
— Прекрасно, Пенни! Значит, ты уже почти взрослая и не должна сердиться на меня. У твоего отца были рыжие волосы. Как у тебя. Он любил «Херманс хермитс». И играл в футбол.
— Я знаю, во что он играл. Расскажи что-нибудь еще. Ты любила его? — Я храбрилась, задавая вопросы, хотя по спине бегали мурашки.
Мама рассматривала свои руки, потом потерла одну ладонь о другую, стряхивая засохшую грязь. Наверное, все утро провела в саду, как обычно, когда пребывала в расстроенных чувствах. В подобные минуты она выдергивала одуванчики и сорняки с такой яростью, точно за что-то им мстила. (В спокойные дни она предпочитала рассуждать о том, что любые растения имеют право на существование.) Руки ее давно требовали маникюра.
— Честно говоря, я любила другого парня. Его звали Клифф. Темноволосый, отчаянный, угрюмый. Но я не смогла его удержать. Он бросил меня, и я стала встречаться с Китом. Твой отец был отличным парнем — добрый, веселый. Но я не смогла полюбить его так, как Клиффа, хоть и пыталась.
— Но ведь ты всегда говорила, что нельзя заниматься сексом с нелюбимым.
— Теперь ты понимаешь, почему я так говорила. Все сразу запутывается, осложняется… — Мама полезла в сумку и приоткрыла крышку коробки. Там лежало мое любимое шоколадное печенье с «M&M’s». Она протянула мне банку. — Пенни, я делала ошибки. Но с другой стороны, мне повезло. Ведь у меня есть ты!
Я взяла печенье, не в силах устоять перед шоколадом.
— А что в нем было такого особенного?
— Он слушал мои постоянные рассказы о Клиффе. Он тоже хотел ребенка. С ним было комфортно. И он свято верил в то, что если будет хорошо ко мне относиться, то я забуду Клиффа и полюблю его. Он даже хотел жениться на мне. И это ему почти удалось. Я действительно хотела его полюбить. И понимала, что не следует вешаться на шею парню, который поступает с тобой плохо. Любовь вообще странная штука. В ней нет логики. Я думала, что смогу переломить себя и полюблю твоего отца. Но не смогла. Я все время думала о Клиффе. Особенно после той аварии.
Я не слишком понимала в любви, но с раннего детства усвоила, что ничего хорошего в ней нет. Достаточно было посмотреть на героинь, которых преследовали любовные катастрофы. Поэтому мне было неловко слышать, как мама произносит слово «любовь». Я взглянула на нее, увидела густые насупленные брови, родинку на левой руке. Фраза «я люблю тебя» никогда не входила в наш лексикон. Мне всегда казалось, что если сказать парню «я тебя люблю», то это свяжет нас на всю жизнь. И если мама говорила своему Клиффу «я люблю тебя», а он все равно ушел, то теперь она проклята навеки. У меня защемило сердце при мысли о том, что какой-то тип безжалостно бросил мою маму, так ее обидел, причинил столько боли. Мне это совсем не нравилось. Я не понимала, как чувствует себя человек с разбитым сердцем, и не могла представить, что парень может быть настолько уязвимым, каким, по-видимому, был мой отец. Отчаявшимся. Эта мысль очень беспокоила меня. Парни, которых я знала, были безбашенными нахалами. Мысль о том, что в один прекрасный день они могут стать слюнявыми влюбленными идиотами, внушала мне отвращение. Даже Элби никогда не казался мне способным по уши влюбиться. Я взяла еще печенья.
— Кто такие «Херманс хермитс»?
— Поп-группа. Как-нибудь дам тебе послушать.
— Если меня выпустят отсюда.
— Скоро я заберу тебя. Я занимаюсь этим.
— Как Дейрдре?
— Все еще живет у нас.
— А Конор… давал о себе знать?
Мама поднесла печенье к губам, открыла рот, но не откусила. Посмотрела на лужайку, я проследила за ее взглядом. К нам направлялась Элеонор, грудь ее бодро подпрыгивала при ходьбе. Одной рукой она придерживала белую шапочку, в другой держала поднос с лекарствами. Я поняла: она бесится оттого, что пришлось оторвать зад от стула и идти искать меня.
— Супер. К нам пожаловала Слониха. — Я выразительно закатила глаза. — Говори быстрее. Конор появлялся?
— Что за неуважение, Пенни. — Мама выпрямилась на скамье. — В лесу нашли следы. Я сама ходила в лес, думала встретить его там и поговорить. А потом увидела огромные отпечатки ног и испугалась.
— Имей в виду: на нашу сторону луга он не придет. Там лежит заклятие.
Мама сложила руки на груди и, прищурясь, взглянула на меня. Так она делала всегда, проверяя, не лгу ли я.
— Честное слово! Друиды наложили на луг заклятие. Дейрдре обладает магической силой, которая защищает ее. — И я рассказала маме, как попятилась лошадь Конора, приблизившись к нашему лугу. — Еще я знаю, что Конор не причинит тебе зла.
— Ну, об истории Дейрдре мне известно побольше, чем тебе.
— У Конора есть честь! — воскликнула я, возмущенная тем, что мама судит о человеке, которого и в глаза не видела. Он был моим героем. Тут я услышала, как дребезжат чашки и пузырьки на подносе Элеонор. — Подожди секунду. — Я увидела возможность заработать еще одну ложечку. Подбежала к Элеонор, взяла поднос из ее рук. — Простите, что вам пришлось идти сюда.
— О, спасибо, — ответила Элеонор. — Получишь за вежливость ложечку. Уже час дня. Пора принимать лекарство, Пенелопа. — И она протянула мне три таблетки вместо двух.
