Шенда пришла в сознание незадолго до рассвета. Януэль спал сидя, опустив голову на колени, но тут же вскочил, когда слабый голос позвал его:
– Януэль…
Приподнявшись на локтях, она слабо улыбнулась ему бледными губами и огляделась.
– Мы в безопасности, – наклонившись к ней, сказал Януэль. – Как ты себя чувствуешь?
– Моя спина… – простонала она.
– Она уже заживает.
Шенда посмотрела на повязки:
– Спасибо.
Януэль покачал головой, как бы желая сказать, что не стоит его благодарить.
В темноте пещеры он отыскал два ее клинка-Единорога.
– Я не вынимал их из ножен.
– Слава прародительнице Драконов! – воскликнула она, хватая свое оружие. – А я боялась, что потеряла их.
Любовно проведя рукой по эфесам, она положила их на землю.
– Я помню, что ударилась о ветку, и это все. Сколько времени я провела без сознания?
– Это третья ночь.
Она опять встревожилась:
– Значит, мы здесь уже двое суток. У отрядов горцев было достаточно времени, чтобы перекрыть все перевалы.
– Но разве нельзя перенестись по воздуху?
Прищурившись, она спросила:
– Что ты имеешь в виду?
– Твою волшебную силу… Ты могла бы снова ее использовать?
– Нет, – категорично ответила она.
– Нет?
– Я вызвала Дракона, потому что другого способа спастись не существовало. Но, сделав это, я совершила непоправимую ошибку. Прошу тебя, не настаивай. Уважай мое решение и не задавай вопросов. Наши судьбы пересеклись, но это не значит, что наши жизни теперь едины. Наши народы по-разному смотрят на жизнь…
– Я знаю. Завет проповедует прямоту и честность.
– А драконийцы хранят и передают свое знание втайне. А я, хоть и изменила отчасти свой образ жизни, все равно принадлежу к своему народу. Ты понимаешь?
– Да, – сказал он.
Она с нежностью посмотрела на него и взяла за руку:
– Ты добрый, вероятно, слишком добрый для такого мира, как наш.
– Не думаю. Я видел ужасы войны, суровую изнанку жизни на полях сражений, и это кое-чему меня научило.
– Чему, например?
– Тому, что любить умеют немногие.
Она внимательно посмотрела на него:
– Забавно, что в твоем возрасте ты так уверенно судишь об этом! Тебе только семнадцать, но ты и вправду выглядишь старше.
– «Смерть делает нас взрослее» – моя мать часто мне это повторяла.
– И она была права. В моей стране говорят, что со смертью каждого близкого человека на лице появляется новая морщина.
Вдруг издалека донеслось хриплое карканье Грифона. Шенда тут же протянула руку к мечам.
– Их часто слышно. Успокойся, – проговорил Януэль. – Время от времени они перекрикиваются с вершины на вершину.
– С воздуха они прочесывают лес. Они заполонили небо так же, как здешние племена – горы.
Она попробовала подняться, но не смогла и, сжав губы, повернулась на бок. Поправив выбившуюся прядь черных волос, она тихо сказала:
– Мне нужно набраться сил.
– Да, – подтвердил Януэль. – Скоро рассвет. Нам лучше покинуть пещеру под покровом ночи.
– Хорошо.
Новая доверительность, возникшая между ними в полумраке пещеры, добавила ему смелости, он положил ей руку на глаза и прошептал:
– Спи. Я буду рядом.
Она засыпала.
ГЛАВА 16
Весть о смерти императора облетела все закоулки империи, но ее жители восприняли это событие по-разному. Молодые рыцари, беспрекословно подчиняясь жрецам, соблюдали семидневный траур, тогда как старинные грифийские семьи ликовали. Заточенные в замки в своих вотчинах, они терпеливо дожидались того дня, когда наконец смогут взять реванш, и теперь у них снова появилась надежда, что на трон взойдет истинный потомок императорской фамилии. Сол-Сим, как непосредственный участник событий, был вызван в столицу, чтобы в точности доложить грифийским первосвященникам о том, как разворачивались события в крепости. Ночью верхом на Грифоне он долетел до Альдаранша и опустился на ступени Храма.
Этот Храм был возведен на костях своих строителей. За двадцать лет строительства погибло несколько сотен человек. Он был воздвигнут у подножия холма, на котором возвышалась крепость. Три огромные башни Храма имели форму когтя; самая большая насчитывала шестьсот локтей в высоту, две другие – без малого четыреста.
Краеугольный камень грифийской Церкви, этот Храм каждый день собирал в своих стенах примерно тысячу жрецов, две трети их которых были еще послушниками. Вблизи Грифонов, живших в огромных пристройках, они вели порочный образ жизни, чему в немалой степени способствовали первосвященники, печально известные своей жестокостью и безграничным благоговением перед империей.
Семеро из них – четверо мужчин и три женщины, по облику которых трудно было догадаться, что когда-то они были людьми, – состояли в совете, обладавшем безграничными полномочиями на всех уровнях власти в империи и даже в Миропотоке в целом. Эти семеро никогда не покидали вершину главной башни. Они терпели страшные мучения из-за мутаций, происходивших с их телами. Наркотики способствовали поддержанию в них жизни.
Верховные жрецы приняли Сол-Сима в огромном зале, отделанном белым мрамором, где горели длинные угольные факелы. Восседавшие на возвышении из халцедона, обложенные шелковыми подушками, они напоминали трупы. В зале пахло благовониями и дурманящими веществами, но их запах не заглушал тошнотворной вони, исходившей от их разлагающихся тел. Их кожа, несмотря на ежедневные подтяжки, висела лоскутьями и в некоторых местах была пришпилена прямо к плоти хрустальными заколками. Но ужаснее всего были их лица. Сол-Сим, когда первосвященники приказали ему приблизиться, разглядел, что они сплошь были покрыты сеткой шрамов, некоторые были еще свежими. Из шрамов сочилось некое золотистое вещество, имевшее ту же природу, что и Руны. На изуродованные головы жрецов были надеты одинаковые железные головные уборы, инкрустированные драгоценными камнями.
Подавив приступ тошноты, Сол-Сим пал ниц на ледяной пол.
– Встаньте, – хриплым голосом приказала Кохорта, старейшая жрица империи.
Встав, он заметил в тени зала тощие силуэты адахизов. Это были наемные воины-ликорнийцы, звание адахиза они получали после того, как им голыми руками удавалось убить харонца.
– Сол-Сим, – продолжила она, – почему вы позволили этому фениксийцу… Януэлю уйти?
Ее живые прозрачно-голубые глаза вонзились в него. Он откашлялся и громко проговорил:
