Следующим вечером Феррис ожидал получить от Сент-Вира ответ. Он дал мечнику достаточно времени подумать над предложением — достаточно, чтобы у него появилось желание выполнить работу. Как только Сент-Вир возьмет аванс, дороги назад уже не будет, и ему останется лишь ждать приказа нанести удар. После получения согласия мечника Феррис собирался затаиться до тех пор, пока не приблизится день выборов в Совете. Это даст ему время подлить масла в огонь вражды между Холлидеем и герцогом Карлейским, а у Сент-Вира будет возможность тщательно изучить привычки и распорядок дня его жертвы. Никаких сложностей не предвиделось. Мечник по всем правилам бросит вызов, Холлидей его примет, погибнет героем, а Феррис унаследует венец мученика. К этому моменту часть сторонников Холлидея уже будет знать, что покойный благоволил к Феррису, так что он успеет стать Великим канцлером прежде, чем на него падут какие-либо подозрения. А уж после того, как Феррис им станет, он направит подозрения туда, куда ему нужно.
Ожидание грядущих событий обострило чувства Ферриса. Точно такие же ощущения он переживал в детстве в канун Нового года и вручения подарков, когда самые заурядные и скучные события необъяснимо становились увлекательными и захватывающими. Медленно расстегивая рубашку, он представлял, как разворачивает подарки, и всякий раз, задувая свечу перед сном, понимал, что заветный день становится на одно угасшее пламя ближе. На посту дракон-канцлера Феррис испытывал схожие чувства: каждый миг он ждал чего-то нового, а каждое его действие было преисполнено скрытого смысла. Сидя во главе стола в окружении богатых и влиятельных людей перед остатками трапезы, которую они вместе делили. Феррис расколол сильными белыми пальцами орех и ощутил, как по телу пробежала дрожь. Один за другим гости уходили — кто-то по делам, кто-то домой, спать, покуда за столом не остались только трое — сам Феррис, лорд Холлидей и Горн. Феррис знал, что Холлидей надеется поговорить с ним, когда все разойдутся. Чего хотел Горн — никто не знал. Возможно, ему просто было некуда идти, а возвращаться к себе в пустой особняк он не желал.
Великолепное убранство обеденного зала подавляло — даже трое знатных, влиятельных людей казались ничтожными на фоне такой красоты. Лорд Феррис предложил гостям переместиться в прилегающую гостиную и выпить горячего пунша. Феррис в тридцать два года все еще ходил в холостяках и мог составить одну из самых желанных партий в городе. Гостиная была обставлена еще его матерью, когда она невестой приехала в город, с тех пор тут ничего не менялось. Комнату наполняла громоздкая, но уютная мебель насыщенных цветов, которые имели большую популярность у предыдущего поколения. Такая мебель нравилась и лорду Горну, однако он, подчиняясь велению моды, большую ее часть отправил в свое деревенское поместье, где стилю не придавали такого значения.
В гостиную вошла молодая женщина и нагнулась над камином. При виде красавицы Феррис улыбнулся и склонил голову, чтобы единственным глазом следить за всеми ее движениями. У женщины были широкие бедра и пышные груди, однако что-то в ней выдавало болезненность — то ли маленький рост, то ли движения, которым она подбирала юбки, возясь с камином. Когда она склонилась в поклоне и поспешила к двери, Феррис остановил служанку, обратившись к ней чарующим голосом, который не раз завораживал членов Совета лордов:
— Останься. Катерина. Мы все слегка во хмелю, и нам нужен кто-нибудь трезвый, чтобы следить за огнем.
Ее взгляд обеспокоенно метнулся к двум другим лордам и вновь замер на Феррисе.
— Мне надо кое-что заштопать. Я сейчас.
— Никуда тебе ходить не надо, — ласково протянул Феррис. — Сядь там, у зеркала, так, чтобы свет падал на твои волосы, а я прикажу Джону принести тебе стаканчик хереса. Если ты, конечно, не предпочитаешь что-нибудь другое.
— Большое спасибо. — Она опустилась на указанный ей стул в другом конце комнаты. — Я буду рада хересу.
Она говорила слишком ровно, а гласные произносила чересчур коротко. Нижний город. Однако женщина двигалась уверенно, с гордой осанкой, вздернув подбородок. Гости не разглядели в этом надменных повадок обитательницы Приречья, впрочем, никто из них там ни разу не бывал. Поведение Ферриса их удивило; наверное, он действительно крепко пьян. Нельзя сказать, что беседа в мужской компании в присутствии любовницы считалась делом неслыханным, но уж очень это не похоже на Ферриса, да и случай, казалось, выбран совсем неподходящий. Если же она была простой служанкой, навязывать ей свою компанию считалось невежливым.
Едва заметное присутствие женского очарования, — обезоруживающе улыбнулся Феррис, будто бы извиняясь за свою причуду, — совершенно необходимо в гостиной после плотного обеда.
— Коль скоро речь зашла о женском очаровании, — с видом знатока произнес лорд Горн, — спешу выразить свое сожаление, что с нами нет леди Холлидей.
Однако лорд Холлидей не проявил желания принять участие в беседе подобного рода. Его беспокоили депеши о хэлмслейских ткачах. Конечно, дело не срочное и терпит до утра, но ему будет легче заснуть, зная, что о ткачах думает и Феррис, поэтому Бэзил решил предоставить слово Горну — пусть насладится вниманием присутствующих, выговорится побыстрее и уйдет. Женщина молча сидела на стуле. На нее уже не обращали внимания — приказ остаться оказался мимолетной прихотью Ферриса, о которой, казалось, он уже успел забыть.
Феррис наслаждался собой. Он был очень доволен. Теперь все в комнате, за исключением его самого, чувствовали себя не в своей тарелке. Феррис всегда испытывал восторг от общества Горна; на фоне его занудства и глупых намеков Феррис еще раз убеждался в тонкости собственного ума и проницательности. Во время бесед он мог делать с Горном все что угодно: водить его за нос, играть как кошка с клубком шерсти. Это было одним из любимых развлечений Ферриса, о котором никто не знал, — фокус заключался в том, чтобы не дать Горну понять, что с ним забавляются.
Катерина положила руки на колени. Она знала, что Феррис притворяется, и на самом деле он не так уж и пьян. Ей было приятно присесть и отдохнуть, но, с другой стороны, она чувствовала скуку, глядя, как нобили пускают друг другу пыль в глаза. Лорд Горн и ее господин с жаром обсуждали мечников, хотя, насколько она могла судить, ни тот ни другой ничего толком не знали о предмете своего разговора.
— Да ну! — воскликнул Горн. — Какая же у них власть? Они делают, что им велят, — вот, собственно, и все.
— Однако, — возразил Феррис, — они вправе и отказаться от вашего задания. И что тогда?..
— От моего задания? — резко переспросил Горн, однако выражение единственного глаза Ферриса было кротким и невинным.
Феррис посмотрел на девушку и улыбнулся.
— Ну, необязательно от вашего, — ответил Феррис. — Это я так сказал, к примеру. Фигура речи.
— Тогда упрямец помрет с голоду, — бросил Горн. — Не возьмется один, так возьмется другой.
— А вы не усматриваете определенную опасность в том, что некий человек, отклонивший предложение о работе, при этом оказывается посвященным в ваши тайные замыслы?
