Впервые я столкнулась с этим, когда первый помощник капитана, презренный мистер Симмонс, отказался взять меня на борт.
– Я вам все сказал и не надо понапрасну тратить время! – грубо отрезал он, а его холодные глаза смотрели на меня при этом с очевидным недоброжелательством и даже… да, с презрением! И сейчас еще при воспоминании об этом мне трудно дышать от ярости. Подумать только: мне ведь пришлось смириться с подобным обращением, потому что другого выхода не было!
– На своем корабле любой капитан – бог, мисс! Он имеет право выбирать, кого берет на борт. Если бы я знал, что вы женщина – то есть прошу прощения, мисс, леди, – я бы сказал об этом раньше, когда тот джентльмен – ваш друг? – пришел покупать билет. В конце концов, мисс, я видел только вашу фамилию с инициалами. Вы не можете винить меня за то, что я подумал, что вы – джентльмен. Первый класс. Одноместная каюта. Если бы можно было что-нибудь сделать, мисс, я бы сделал, но капитан Мак-Кормик – лучший, самый опытный шкипер, так что его слово – закон! И он никогда бы не взял женщину на борт своего судна. Конечно, извините, мисс, но…
– А если бы А. Т. Вильяреаль был мужчиной – как, похоже, все считают? – Вместе с носовым платком я достала из сумочки десятифунтовую банкноту и принялась небрежно складывать ее. По алчному блеску в глазах помощника капитана я уже поняла, каков будет результат.
– Мужчина, мисс? Ну конечно, если бы это был мужчина, как все считают… Я хочу сказать… ну… конечно, никто и не думал, что может быть иначе.
– Я уверена, что когда я сообщу доктору Вильяреалю о том, как вы мне помогли, он будет более чем щедр в своей благодарности! Спасибо вам, мистер… Симмонс, если не ошибаюсь? И поскольку было бы неуместно вас расцеловать, то позвольте пожать вам руку!
Пока Симмонс все еще переваривал слово «доктор», которое я все же не преминула ввернуть, я грациозно подала ему руку – и дело было сделано! «Не позволю нарушить мои планы какому-то тупоголовому женоненавистнику-капитану», – сказала я себе. Я уже и раньше выдавала себя за мужчину, а сейчас это всего лишь на месяц или чуть больше!
Но на этот раз я не смогла себя заставить снова обрезать волосы, которые только-только отросли. Я заплетала их в две толстые косы и укладывала вокруг головы, всегда надевая поверх какую-нибудь шляпу. Кроме того, я старалась не вступать ни в какие беседы за исключением обычного вежливого обмена любезностями при встрече с пассажирами. Да и то это происходило крайне редко, поскольку почти все эти бедные создания жестоко страдали от морской болезни. Каким же образом тогда я себя выдала? А выдала несомненно: встретив взгляд холодных глаз капитана Мак-Кормика, я сразу поняла, что он знает, кто я на самом деле. Даже до того, как он приказал мне держаться подальше от мужчин – по крайней мере тех, кто служит под его началом. Мне до сих пор трудно в это поверить!
Мне все еще тяжело заставлять себя все это записывать – вместо того чтобы дать волю своему необузданному характеру. А ведь ясно, что именно этого и добивается капитан. Он только и ждет случая, чтобы продемонстрировать свою власть.
Да – именно этого он хочет. Я это точно знаю, но все еще не понимаю почему. Лучше и в самом деле держаться подальше от его команды! Единственное, что я тогда сделала, – это перевязала спину одному из моряков, которого этот дьявол приказал выпороть за какое-то незначительное нарушение или за медлительность, лающие команды Мак-Кормика все равно невозможно услышать из-за воя ветра и плеска волн. И он называет эту преднамеренную жестокость дисциплиной!
– Моряки не нуждаются в том, чтобы их баловали, им не нужна ваша нежная забота, иначе эти грубые люди могут вообразить себе бог весть что. И я не хочу такого рода проблем! Так что попрошу вас приберечь вашу заботу для ваших друзей в Калифорнии – если вы все еще хотите их увидеть – и предоставить мне заботу о моих людях. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Прекрасно! Я уже попросил стюарда, чтобы еда доставлялась вам прямо в каюту. Он, конечно, позаботится обо всем, что вам нужно и за что вы заплатили! Да, еще кое-что, о чем я чуть не забыл. Завтра мы остановимся в порту Сан-Диего, чтобы пополнить запасы свежей воды, и возьмем одного или двух новых пассажиров. Я уверен, что вы, при вашем добром сердце, не станете возражать и на несколько дней разделите каюту с еще одним джентльменом – до Сан-Франциско. Ну, теперь я все сказал! Остается пожелать вам хорошо провести вечер.
И сейчас я могу мысленно воспроизвести каждое его слово. Я помню даже интонацию его голоса и насмешливый изгиб губ и как внимательно капитан наблюдал за моей реакцией на каждое его слово. Если бы я в ярости бросилась на него или, как мне отчаянно хотелось, швырнула в него каким-нибудь предметом с его же стола – о, я не сомневаюсь, что он не преминул бы использовать данную ему власть и приказал бы заковать меня в кандалы или сделать еще что-нибудь похлеще!
Как же тут не волноваться и не сердиться! Ведь мне не только ясно дали понять, что я должна оставаться в каюте и не выходить даже для того, чтобы поесть. У меня к тому же появится попутчик – естественно, мужчина, – который, несомненно, храпит и наверняка грубиян и законченный негодяй. Кого же еще мог мне в наказание подселить капитан? Я полагаю, что, поскольку он не смеет пойти настолько далеко, чтобы выпороть меня под каким-нибудь предлогом, капитан решил помучить меня другими способами. Как только он догадался, если до этого едва смотрел в мою сторону? Если бы он глядел на меня раньше, я бы это заметила… О проклятие! Сколько мне еще терпеть столь оскорбительное и несправедливое обращение?
Мы бросили якорь – всего на четыре часа, как сообщил мне до отвращения раболепный стюард, когда принес обед и две бутылки вина. Меня бесит то, как он смотрит на меня – хитро, оценивающе. Кажется, что… Но нет! Я отказываюсь дать волю воображению, иначе это может привести меня в такое состояние, что я стану легкой добычей для капитана. Мне не о чем, абсолютно не о чем беспокоиться. В конце концов я не член его команды, а пассажир первого класса и обладаю всеми привилегиями, за которые заплатила достаточно высокую цену. И самое меньшее, на что я могу рассчитывать, – это на вежливое обращение! Он отнюдь не полубог и не восточный владыка, этот капитан Мак-Кормик – несмотря на то что он о себе думает! И я не позволю ему себя запугать!
Написав эту фразу и подчеркнув каждое слово, я почувствовала, что вновь обрела душевное равновесие. Мне даже стало почти жаль этого маленького человека, чья империя включала в себя всего лишь одно судно, к тому же принадлежащее не ему, а компании, которая его нанимает. Какая же я была дура! Как будто мне все еще шестнадцать лет. Нет, я взрослая – хотя странно, что мне всякий раз приходится напоминать себе об этом. Может быть, потому, что после долгих лет отсутствия я наконец возвращаюсь в Калифорнию? И потому я, как маленький ребенок, чувствую неуверенность в себе и боюсь того, что ждет меня впереди? Как будто… как будто…
Между прочим, после всех штормов, когда корабль в облаке пены взбирался на зеленую стену воды, а потом резко опускался, и так до бесконечности, – нынешнее легкое покачивание действует даже успокаивающе!
