Книга Потерпевшие претензий не имеют - Георгий Вайнер

В коридоре я встретил Уколова. Долговязый лейтенант посмотрел на меня сочувственно, и в тоне его было участие:

– Какие поручения будут?

– Не поручение, друг мой, – просьба. Я не большой специалист по делам о хищениях. Поэтому я связался с вашими коллегами из ОБХСС…

– Задача? – как всегда немногословно, поинтересовался Уколов.

– Мне кажется, что Степанов каким-то образом попал, вмешался, а может, и участвовал в хорошо налаженной сети по хищению и сбыту мяса через общепит. И вся история с наездом на Дрозденко и Егиазарова имеет движущей пружиной именно это обстоятельство.

– У вас есть какие-то доказательства? Или факты?

– Нет, пока у меня ничего нет. Только догадки и ощущения. Поэтому я и подключил к нашим поискам ОБХСС. А вас прошу помочь им. И постоянная связь со мной…

– Сделаю, – коротко и внушительно пообещал Уколов.

* * *

Снова неприятная процедура прохода через тюремную вахту до кабинета в следственном корпусе. Распахивается дверь, и конвойный докладывает:

– Заключенный Степанов доставлен…

Я отпускаю его и без всяких прелюдий сообщаю подследственному:

– Если мы с вами сегодня не договоримся, я выхожу из игры…

– В каком смысле? – поразился Степанов. – Вернете дело старому следователю?

– Что-нибудь в этом духе… – подтвердил я. – Мне надоело играть с тобой в подкидного дурака.

– А почему? При чем здесь подкидной?..

– Потому что в руках у меня гниет дело, похожее на икебану из дураков и жуликов. С одной стороны, меня терзает начальство, давит общественное мнение, истекают сроки следствия, а с другой – ты мне подкидываешь своих самодельных валетов…

– А вы бы чего хотели от меня услышать? – прищурился Степанов.

Я закурил сигарету и перебросил ему пачку через стол.

– Правду. Ты мне все или почти все врешь! – сказал я с яростью. – В самом первом объяснении ты написал правду или что-то близкое к ней, а потом спасовал – видно, испугался этих гладких жуликов… И теперь пляшешь под их дудку!

– Ну да, конечно, – скривил губы Степанов, глубоко затянулся. – Мне сам смысл им поддакивать!.. Глядишь, мне за убийство медаль дадут…

– Не знаю, в чем твой смысл. Но логически могу объяснить только одним. Либо ты с ними вместе воруешь… либо они про тебя что-то знают и поэтому ты боишься их!

Честное слово, я не ожидал такого эффекта: у него затряслось лицо, побелели глаза. Уставившись на меня, Степанов сказал свистящим шепотом:

– Я? Я-а?.. Ворую с ними?.. Да ты, сыскарь, совсем ополоумел!.. Я, я… – Он захлебывался словами, горло его удавкой сжала ненависть. – Я честный человек… Я в жизни чужой копейки не взял…

– Врешь! – заорал я и затопал ногами. – Врешь! Не верю я в твою честность! Ты сейчас, сидя здесь, в тюрьме, какой-то свой – понимаешь, сво-ой! – интерес защищаешь! Ишь ты, «честный»! А укрываешь отъявленное жулье!..

Он как-то сник враз, осел на стуле, вяло, с досадой сказал:

– Да не орите вы! Как бы пупок от усердия не развязался! Все-то вы про меня знаете, все понимаете…

– Не понимаю! К сожалению, многого не понимаю. Но знаю уже немало. Знаю, что ты остановился, когда они Плахотина вовсю лупцевали… И не бил ты его… по тыкве! Знаю, что они на тебя с ножом бросились! И нож я этот нашел! И чей он установил. Почему же ты им поддакиваешь?..

– Нож?! – крикнул Степанов и закусил губу. И замолчал. Потом сказал устало: – Да что нож… – Он закурил еще сигарету. – Они и без ножа кого хошь зарежут. Они пострашнее уголовников… Раньше блатного за версту опознать можно было по сапогам да по челке… А эти в «адидас» попрятались, на «жигулях» катаются, по премьерам…

– Что же ты мне мешаешь их выкинуть из этих раковин? Ты же правдолюб, борец за справедливость, что же ты не даешь мне их по закону прищучить? – тихо спросил я.

– А что толку? – грустно усмехнулся он. – У нас законы справедливые и люди в большинстве хорошие, а живут лучше всех, выходит, эти жулики. Как-то получается, что, стоит прихватить одного – все на их стороне! И свидетели у них готовы, и алиби доказано, и улик никаких, и заступников армия! Даже случай счастливый и тот у них в колоде припрятан! Непотопляемые они, сволочи! И везде у них рука мохнатая имеется…

Я сочувственно вздохнул и в тон ему добавил:

– Ты еще об одном забыл – множество как бы честных людей смотрят на их делишки и плечиками пожимают: что поделаешь? И отворачиваются стыдливо или брезгливо. А результат один – я хочу их воровской крейсер затопить, а ты, как понтон, в него вцепился, не даешь, зубами на поверхность вытягиваешь. Ведь ты знаешь, что они воруют?

– Конечно, воруют, – просто сказал Степанов. – С чего бы еще у них такая роскошная житуха?

Я взял ручку, подвинул к себе протокол допроса, но Степанов быстро сказал:

– Нет-нет, вы перо свое отложите… Я для протокола ничего вам говорить не стану… Мне это ни к чему… Да и доказать конкретно ничего сейчас не сумею…

– А что ты можешь сказать не для протокола?

– Ну, не сказать, спросить хотя бы: сколько ваша жена покупает мяса в дом?

– Точно не знаю, – пожал я плечами. – Килограмма два, я думаю…

– И что она из них готовит?

– Борщ или суп, жаркое, пирожки, котлеты… Ну, что придется…

– Ага, что придется… И стоит все это четыре рубля вашей семье. А теперь посчитайте: если не два кило, а полтонны мяса в вашем ассортименте приготовить и по ресторанным ценам – а это шесть-семь рублей за килограмм – растолкать в людных местах! А сколько стоит пять тысяч шашлыков по рублику штука, можете посчитать?

– Посчитать-то можно, – засмеялся я. – Но это как в анекдоте со слоном: я бы съел, да кто ж мне полтонны мяса даст?

– А вы с кольцевого завоза, с базы – по больницам, магазинам, санаториям и детским садам – удержите полтонны, вот и дадут вам с вашим слоном по тысчонке на хобот!..