Впереди вас дорога нелегкая ждет, Собирайтесь — и сразу, не медля, в поход, Безопасность Империи — в ваших руках!..
Летра:
Ох, как часто мне так говорили в минувших веках…
Придворные:
Как там все обернется — и не угадать, Но не нам ведь, а ей за провал отвечать.
Валенда:
С благодарностью служит Державе она.
Придворные:
Благодарная, служит Державе она. Благодарная, служит Державе она!
Летра:
Этот двор и его обитатели — куча дерьма!
Хор (Придворные):
Слово Императора — золотое слово. Мы его не любим, да, но все под его кровом Вместе обитаем мы и вместе процветаем. Верную Империи, тебя мы с детства знаем, И лучшей жертвы не сыскать, как только все раскроют — О, Темная Владычица, погибель для героев!..
Летра:
Ох, всех бы вас да вышвырнуть в Великое бы Море!.. * * *
Когда Демон ушел, я поднялся, затем передумал и сел обратно. Еще пару минут размышлял над тем, что мне сообщили. А сообщили немало. В итоге я решил пока все это отложить. Заметил, что книга по — прежнему у меня; я открыл ее, потом закрыл, побарабанил пальцами по обложке. Вернулся обратно на сцену, там никого не было; что — то рановато они сегодня вечером закончили, но мне — то откуда знать, как надо? Так что вся сцена оказалась в моем единоличном распоряжении. Я с минутку постоял там, что вновь вызвало в памяти не столь уж давние события[25], и быстро встряхнул головой, избавляясь от таковых. Вокруг никого, и света почти нет, как — то даже чуть страшновато, и я поспешил оттуда уйти, пока Лойош не начал потешаться надо мной. Сапоги мои громыхали по сцене очень гулко; наверное, во время представления они кладут тут какой — то ковер, а то всякий раз, когда кто — то пройдет от одного края к другому, все слова и песни заглушит.
Примерно на середине я остановился и медленно развернулся, пытаясь представить себе, каково это, когда в зале заняты все сидения, и все смотрят на меня, слушают меня. Да, пожалуй, вот это и правда может быть страшновато. И восхитительно. Я, впрочем, не ожидал, что подобное станет моим будущим, да оно и к лучшему.
Лойош хранил молчание, из чего я сделал вывод, что он также глубоко ушел в раздумья. Необычно для него. Ротса на моем левом плече неспешно и размеренно переминалась с ноги на ногу; по ощущениям — похоже на массаж, а массаж мне нравится. Я заметил, что поглаживаю пальцами рукоять Леди Телдры, и убрал руку.
Сошел со сцены, вновь отметив гулкое эхо, порожденное моими сапогами в просторном пустом зале. Вероятно, все — таки у актеров особая обувка.
Кстати, о гуле: в мастерских вовсю стучали молотки. Я решил, что они там слишком заняты и мешать им не стоит, и прошел дальше.
Миновал стайку актеров, что развалились в одной из комнат отдыха и пили воду. Странное дело, у актеров вроде как репутация запойных пьяниц, а я, пока тут сижу, даже бутылки вина ни у кого не видел. Я плеснул воды и себе.
— Полтора в один не так плохо, — сказала одна, явно тиасса. — У Песчаника старик Ментра заставлял нас работать три в один. Вот это было жестко.
— Как ты вообще до премьеры дотянул? — вопросил креота.
— Он нам дал отдохнуть денек после последней репетиции до вечера премьеры.
— Глупо как — то, — заметил другой креота. — Сделал бы два в один, и…
— Знаю, знаю. Но это Ментра. У него свои теории.
Тут один из актеров посмотрел на меня, а за ним и все остальные.
— Простите, — проговорил я, — я не помешал?
— Нет, — отозвалась тиасса, — мы просто болтаем о расписании генеральных репетиций.
— Что за расписание такое?
— Генеральная репетиция — все точно как на живой постановке, только без зрителей. Многие режиссеры любят уплотнять расписание. Нам предстоит пройти трехдневную постановку за два дня.
— А это не утомительно?
Рассмеялись сразу несколько.
— Восемь часов без перерыва два дня кряду? Ну да, можешь назвать это утомительным, — фыркнула тиасса.
— Тогда зачем они так делают?
— А зачем, — вопросил тсалмот, — режиссеры вообще что — то делают?
— Все нормально будет, — сказал другой тсалмот, оказался под перекрестным прицелом всеобщих взглядов. — Черт. Прошу прощения. В смысле, все мы умрем. — Поднялся, вышел из комнаты, развернулся, трижды стукнулся лбом о дверной косяк, затем постучал по той же двери кулаком, как выходец с Востока, и вновь вернулся. Снова опустился в кресло, и только тогда все расслабились; я же предпочел не задавать вопросов, ответы на которые мне совершенно не нужны.
Они продолжали болтать о том, о сем, а я просто болтался рядом и узнал, что такое «дублер», и что актеры очень уважают рабочих сцены, хотя сами их уважением отнюдь не пользуются, что дирижеры очень странный народ, что продюсеры не нравятся никому и никогда, и что о режиссерах не всегда
