Ненависть и ревность – всё равно что молоток: разбивают фарфор без особых усилий. И далеко не всякий может собрать осколки не поранившись или найти новую вазу, что куда благоразумнее.* * *
Несмотря на то что снега выпало уже по щиколотку, морозов достаточной силы, чтобы застудить реки и озёра, похоже, до сих пор не было. Ничто не мешало графине прогуливаться вдоль кромки берега и всматриваться в мутные стоячие воды перед собой. Озерцо было небольших размеров, поросло осокой, имело неровную форму не то круга, не то овала и казалось Марии настолько спокойным и безжизненным, что чем дольше она заглядывала в бездонную тишину, тем пуще её клонило в сон.
Графиня подавила желание зевнуть: она бродила здесь более получаса, но никаких признаков опасности так и не заметила. Она подозревала, что все несчастья, коими так возмущены жители, не что иное, как их же неосторожность и беспробудное пьянство, после которого девица – самое малое, что может привидеться. Как Мария могла побороть пагубные пристрастия целого уезда? Поручение было заранее невыполнимым, что сильно беспокоило графиню.
Возможно, она бы так и продолжила мысленно причитать, как краем глаза Мария заметила блеклое свечение на поверхности посредине озера. Она пригляделась к увиденному и нахмурилась. С десяток шаров не больше её головы стали появляться из воды. Не успела Мария моргнуть, как они двинулись к берегу, пролетели мимо неё, обдав ледяной щекоткой, и направились в сторону, откуда пришла сама графиня.
Времени на раздумья не было. Она стремительно бросилась за ними.
Шары завели её в перелесок из березняка. Снега здесь было куда больше: ноги вязли, а ледяные хлопья забирались в сапожки, таяли и пробирали до костей. Прерывисто дыша, Мария прокладывала себе путь, иногда приваливалась к стволам молодых тонких деревьев, чтобы отдохнуть секунду-другую. Но вот перелесок кончился, и тут перед взором вновь раскинулись поля, чередующиеся волнами низких холмов да оврагами.
Подобравшись к одной из таких низин, Мария поняла, что увиденное вовсе не шары, а силуэты людей, выстроившихся друг за другом. Не призраки – слишком блеклые в сравнении с теми, которые встречались графине прежде. С опаской она подступила к последнему в цепочке и потянулась к его плечу.
Пальцы нащупали только пустоту.
Казалось, что перед ней предстали души давно ушедших в мир иной. Которые не говорили и не видели её. «Но куда же они идут?» – спросила графиня у самой себя.
Безмолвные тени не оставляли следов, только её собственные тянулись неотступно, будто приманивая кого поопаснее. Страх. Его зловоние разлилось в воздухе и липло к графине, словно желая не только замарать лисий салоп, но и осесть в горле и лёгких. Графиня не знала, когда именно появилось это чувство. Вероятно, ощущаемый страх даже не принадлежал ей. Но если он исходил от духов, кого они могли так страшиться?
Прибавив шагу, Мария перегнала первого в ряду и остановилась, чтобы тщательнее рассмотреть лица идущих. Время прекратило ход. Те редкие снежинки будто замерли в нескольких аршинах от земли. Ветки перестали скрипеть. Невесть откуда под ногами стала прибывать вода. Такая же мутная и зеленоватая, как воды Чёрного озера.
Всё обернулось тревожным расплывчатым сном, в котором она ничего не могла сделать.
* * *
Восседая на коне, Ярослав поднял руку и улыбнулся, когда сокол с массивным туловищем и крупной головой вцепился когтями в кожаную перчатку с опутенками из оленьей шкуры. Птица хищно водила коротким широким клювом по воздуху и размахивала узкими крыльями.
– Вот так, Илья. Когда сокол схватит зайца, тебе надо дунуть в этот манок, а затем дать соколу немного мяса. Иначе он свою добычу не отпустит. Понял? – сказал Ранцов-старший.
Восторг настолько переполнял мальчика, что сил хватало лишь на активное кивание да удивлённые вздохи. Признаться, Влас не был поклонникам охоты, однако сегодня наслаждался процессом сполна. И то была заслуга любознательного ребёнка, взирающего на происходящие с неподдельным, заразительным интересом. Влас купался в светлых эмоциях, которые ощущал когда-то, находясь с сестрой.
«Присмотрите за ним, Влас Михайлович…»
Надлом в голосе этой женщины выбил его из колеи. Безусловно, он хорошо осознавал – никто не может быть бесстрастным и выдержанным сутки напролёт. Но именно такой Влас привык представлять графиню Ельскую – с миной равнодушия на лице, колючей, не стесняющей себя привязанностями.
Он проглотил горький смешок. «Представлять?» Звучало так, словно он только и делал, что думал об этой… этой мошеннице. Однако ж было в произнесённой ей фразе что-то в одночасье выжигающее всю влагу во рту. До противной, почти болезненной сухости.
– Как поступишь, когда твой сокол поймает кого-нибудь? – поинтересовался Влас, выталкивая тёплый воздух из лёгких куда-то в макушку мальчику.
– Можем сделать тебе воротник, – предложил Ярослав, подставляя к глазу миниатюрную трубу, с помощью которой он следил за птицами.
– А можно не мне воротник?
– Ох-ох, – шутливо протянул Ранцов-старший. – Неужто наш юный господин желает сделать подарок даме сердца?
Илья зарделся, решительно отрицая подобное предположение.
– Это для тёти. Она заботится обо мне и столько всего покупает. Я, – он смущённо осёкся, – тоже хотел бы сделать ей подарок.
Шейные мышцы схватил болезненный спазм. Рассказы Ильи уже не раз сеяли в нём сомнения относительно графини. Чаши весов её поступков всё время находились в движении, но никогда в равновесии. И это так сильно путало и мешало понять, как он относится к ней на самом деле. Должен ли он быть снисходительным к Марии Фёдоровне или, напротив, презирать? Может ли позволить себе улыбаться ей, поддерживать разговор, приглашать на танцы? Влас никак не мог определиться, но знал наверняка, что избегать её точно не выйдет.
– Что за чертовщина, – пробормотал Ярослав, отнимая трубу от глаз. – Взгляни-ка.
Брат накренился и передал вещь ему. Влас посмотрел в указанном направлении и почувствовал, как похолодели кончики его пальцев. Рыжая шубка вкупе с огненными волосами резко выделялись на снегу, мгновенно приковывая к себе. В низине, в версте от них, статуей высилась не кто иная, как вездесущая графиня Ельская. Но едва ли это так смутило Ярослава.
Опустив зрительную трубу, он несколько раз моргнул: мало ли, вдруг привиделось. Но ни на пятый, ни на десятый раз видение не исчезло. Мария Фёдоровна находилась посередине круга, выстеленного из неподвижных тел довольно крупных кроликов. А над ними неустанно и грозно парили три сокола.
Он действовал без раздумий. Конечно, графиня Ельская едва ли представляла интерес для хищных птиц. Но обилие дичи могло их взбудоражить, захватить в плен инстинктов. Соколы попросту не обратят на неё внимания и случайно поранят. Или ещё хуже – примут за соперника, покушающегося на их цель, и тогда нападут всерьёз.
Разгадав его намерения, Ярослав серьёзно кивнул и перехватил Илью за талию, пересаживая на своего коня. Влас зажал манок меж зубами и грубо натянул поводья. Конь недовольно заржал, но с места сорвался.
Он спешивался на ходу. Одна из птиц как раз складывала крылья, чтобы спикировать к кролику, лежавшему совсем рядом с графиней. Жёстко приземлившись, не замедляя шага, князь вытянул руки вперёд и что есть мочи свистнул в манок.
Мощные когти разодрали кожу рук и запястий, не защищённых амуницией. Гул от неустанного взмахивания крыльев и возгласов трёх птиц одновременно бил по ушам. Влас слышал неровную дробь своего сердца, но даже она не была способна заглушить злость.
Мария Фёдоровна молчала, будто и впрямь лишилась рассудка и возможности говорить. Лицо отрешённое, бледное, без единого намёка на румянец. Во взгляде сплошная пустота.
Тяжёлый густой запах крови и гнили ударил по ноздрям. Вблизи бездыханные тела животных, выложенные в ровную фигуру, ещё больше обескураживали. Влас вновь взглянул на женщину. От всего увиденного веяло чем-то тёмным, даже оккультным. Что, если он ошибся, расценив её интерес к спиритизму как способ заработать, и графиня Ельская верила в сверхъестественное настолько, что даже готова совершать ритуалы и жертвоприношения? Подобное уже встречалось в его практике.
Манок выпал изо рта.
– Вы с ума сошли? – прошипел он дрожащим от гнева голосом. – Что за спектакль вы устроили?
* * *
Рваный стон вылетел с её губ. Она жадно хватала ртом воздух и кашляла, словно человек, который едва не утонул. Подобрать слова, чтобы описать то, что с ней происходило, не получалось ни в ту секунду, ни гораздо позднее, когда она прокручивала события шаг за шагом.
Последнее, что она помнила, – это то, как очередь из душ зашлась в рыданиях. Их стенания напоминали рёв раненых зверей. Марии казалось, что из неё выкачали всё
