по лондонским улицам, будто самая счастливая пара.
Все, что происходило в те месяцы, казалось сном. Или кошмаром. В зависимости от того, с какой стороны на это посмотреть.
Я вернулась в университет. Это немного сложно, но я справляюсь. Может, это и наивно, но знаю, что могу что-то изменить. Однажды я получу диплом и стану голосом тех, кого не слышат.
Тяжело дыша, я добираюсь до вершины холма, откуда открывается вид на яркое Марсельское море. Вид на скалистый берег и искрящуюся воду просто восхитителен. Обычно в январе здесь холодно, но сегодня зимнее солнце такое сияющее и теплое. Я не смогла удержаться и пришла сюда, чтобы сделать домашнее задание.
Я сижу у своего любимого камня на вершине холма. Это всегда было моим любимым местом для чтения. Я одинока и спокойна. Только шум волн сопровождает меня.
Я такая ботанка.
Сердце замирает при воспоминании о том, как Доминик сказал мне это, одарив очаровательной ухмылкой, о которой до сих пор мечтаю.
Я кладу руку поверх свитера на свой набухший живот. Оказывается, Доминик действительно обрюхатил меня. Этот ребенок, наверное, единственная причина, почему я не в депрессии. Он дает мне повод усердно работать над будущим.
Теперь мой живот виден больше. Городские жители и мои коллеги начинают бросать на меня взгляды.
К черту их осуждающие взоры. Мне почти двадцать один, и я достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения.
Мои собственные родители так спокойно относятся к моей беременности. Мама даже расплакалась от радости, когда я сообщила ей новость. Она продолжает набивать дом детской одеждой. Папа усадил меня и поговорил тет-а-тет. Он всегда так делал.
Он сказал, что поддержит меня в любом решении, которое я приму. Затем предложил слетать в Англию и привезти мне отца малыша на коленях. Я отказалась.
Не хочу, чтобы Доминик знал. Я не сомневаюсь, что он возьмет на себя ответственность, особенно если учесть, что у него нет родителей. Но я не стану привязывать его к себе после того, как он грубо выгнал меня. Я рожу этого ребенка не для того, чтобы завоевать его или кого-то еще. Я рожу этого ребенка, потому что влюбилась с первого взгляда, когда увидела на мониторе изображение крошечного инопланетянина и услышала бешеное сердцебиение.
Доминик не имеет никакого отношения к моему решению. Я скучаю по нему — до смерти. Он разрушил меня до такой степени, что у меня не осталось эмоционального пространства, чтобы впустить в себя другого мужчину, но он также и тот, кто оттолкнул меня.
Я чувствую себя виноватой за то, что прячу от него ребенка, но к черту его. Он забрал у меня нечто более ценное. Он забрал мое тело, мое сердце и мою душу, а затем оставил меня с разбитыми эмоциями.
Я больше никогда не буду прежней беззаботной, хотя и занудной Камиллой. Он перекроил мой мир, а потом выбросил, как будто я была незначительной.
Но я виню только себя. Я знала, что он разобьет мое сердце, и все равно преподнесла ему его на золотом блюдечке.
Может быть, когда мне станет не так горько, я подумаю о том, чтобы сказать ему, что он отец.
Я открываю блокнот и просматриваю свои записи для предстоящего теста. Учеба и беременность могут быть чертовски сложными, но я не из тех, кто сдается.
На второй секунде чтения за спиной раздаются шаги. Я оборачиваюсь, ожидая увидеть папу.
Блокнот выпадает у меня из рук.
Доминик.
Я моргаю. Один раз. Дважды. Но он все еще здесь.
Это не сон.
Он одет в отглаженный темно-синий костюм, который подчеркивает его широкие плечи и придает суровый вид. Его волосы теперь короче по бокам, но все еще длинные посередине.
Он смотрит на меня со спокойным выражением лица, но на этот раз в нем нет пустоты. Нет скрытых мотивов, чтобы причинить боль и оттолкнуть меня. Он выглядит неуверенным, но в то же время усталым.
Доминик здесь.
Мое сердце замирает от предвкушения и счастья. Желание броситься в его объятия так сильно, что я едва сдерживаюсь.
Но… к черту его.
Этот ублюдок выгнал меня. Он разбил мне сердце так, что я больше не могла собрать осколки. Кем он себя возомнил, чтобы без предупреждения заявиться в мое убежище? Не через один, не через два и даже не через три месяца. Ему потребовалось целых пять месяцев. Прошло целых сто пятьдесят три дня.
Не то чтобы я считала или что-то в этом роде.
Его взгляд опускается к моему животу, и он замирает. Я вижу в его глазах расчет, а затем осознание. Он смотрит на мое лицо с благоговением, как будто этот засранец на самом деле счастлив, что я беременна его ребенком.
Я поднимаю блокнот, кладу его на камень и встаю. Это требует усилий, но мой голос звучит спокойно:
— Ребенок не твой. Я не настолько безумна, чтобы носить твое семя.
Это всего лишь расплата за то, что я пережила с тех пор, как он обидел и оттолкнул меня.
— Лгунья. — Доминик приближается уверенными, но как будто осторожными, шагами. Когда он оказывается прямо передо мной, его губы изгибаются в искренней, заставляющей замирать сердце улыбке. — Мы с твоим сердцем лучшие друзья, и оба согласны, что ты врешь сквозь зубы, Кам.
Слезы наворачиваются на глаза, даже когда я пытаюсь их сдержать. Дурацкие гормоны.
Все чувства, которые я подавляла, вырываются на поверхность. Я была так несчастна, а теперь, когда он здесь, это превращает меня в сущий бардак.
Я толкаю его в грудь обоими кулаками.
— Ты выгнал меня, Дом! Ты не можешь так поступить, а потом прийти сюда через целых пять месяцев и ждать, что я брошусь в твои объятия. Так не бывает.
Наступает пауза, прежде чем он говорит спокойным тоном:
— Думаешь, я хотел расстаться с тобой? Я сходил с ума без тебя, но должен был принять это решение.
— Почему? Просто скажи мне, почему!
Его темные глаза встречаются с моими, и их глубокая искренность не дает мне покоя.
— Я не могу много рассказывать об этом, но ты была в опасности. Люди, с которыми я работаю над своими исследованиями… эксцентричны. Они не боятся угрожать всему, что я люблю, чтобы заставить меня выполнить их просьбу.
У меня перехватывает дыхание. Слова Самира отдаются в моем мозгу. Он сказал, что Доминик связался не с теми людьми. Это одно из его последствий?
— Что ты имеешь в виду?
Он качает головой и берет мою
