Когда Аня и Антошка уже спали, а я сидел на кухне, листая свои бумаги, зазвонил телефон. Был час ночи.
— Улыбочку ты у меня просил, я поняла, меня ты не узнал… — услышал я знакомый голос.
— Зейнаш! — вскрикнул я.
В трубке зазвучал звонкий переливчатый смех, а затем раздались гудки.
ДЕЛО О ВЗБЕСИВШЕМСЯ ВРАЧЕ
Рассказывает Максим Кононов
"Кононов Максим Викторович, 1967 года рождения, разведен, имеет на иждивении дочь 9 лет.
До работы в Агентстве занимался коммерцией, знаком со структурой мелкого бизнеса, неплохо ориентируется в теневой экономике. Склонен к нестандартному мышлению, неплохо владеет журналистским стилем, правда, присутствует некий крен в «желтизну». Иногда злоупотребляет спиртными напитками, однако на рабочей дисциплине это серьезным образом пока не отражалось…"
Из служебной характеристики
Кое— как выбравшись из переполненного вагона, я поспешил к эскалатору. «Блин, вот обязательно надо этому Спозараннику, чтобы я был в Агентстве ни свет ни заря! -клокотало в душе. — Ну какая разница, приеду я к 10.00 или на час позже. Ведь ничего же не случилось! Да даже если бы и случилось, это проблема репортеров, а не расследователей! Вот зануда!»
Я все-таки опоздал. На целых семь минут! Спозаранник, наверное, караулил меня у входа в Агентство. Потому что первый, кого я увидел, входя в наш офис на улице Зодчего Росси, был именно Глеб Егорыч.
— Вы опоздали, Максим Викторович, — без всяких эмоций констатировал Глеб, — хотя я вас в пятницу предупреждал. Мне придется составить докладную записку руководству.
— Глеб, ну что ты придираешься?
Не так уж я и опоздал, всего на пять минут. — Я еще старался сдерживаться, чтобы не высказать Спозараннику все, что я думаю о нем самом, о его занудстве, идиотизме, педантичности и о его дурацких записках.
Глеб ничего не ответил, развернулся и ушел в свой кабинет, наверное, писать очередную кляузу. Ну и хрен с ним. Я зашел в кабинет расследователей, поздоровался с ребятами и пошел в репортерский отдел узнать, что новенького случилось в городе за минувшие выходные. В репортерском царила обычная утренняя суета: Соболин с всклокоченными волосами носился от одного телефона к другому, Завгородняя, сидя на столе с задранной чуть ли не до пояса юбкой и покачивая ножкой, ворковала с каким-то ментовским чином, Шах что-то строчил на компьютере, стажерка Оксана, чуть не сбив меня с ног, умчалась в коридор с криком:
«У меня в районе заказуха! Срочно надо ехать! Где машина?!!» В общем, все как обычно. Кроме репортеров в кабинете сидел Гвичия, задумчиво созерцая коленки Завгородней.
— Привет, Князь, — подошел я к бывшему десантнику. — Ты решил перейти к репортерам?
— А? — попытался отвлечься Зураб от ножек Завгородней. — Конечно, пойдем покурим!
Покурить нам не удалось: в дверях появился Спозаранник, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Максим Викторович, вам придется срочно ехать в порт, — безапелляционно заявил Глеб Егорович. — Ваша задача выяснить, сколько получили докеры за то, чтобы объявить о начале забастовки.
— А если им никто не платил? Вдруг они сами так решили? — попытался я отмазаться от не очень приятной поездки.
— Не говорите ерунду, — поморщился Спозаранник, — докеры и так получают около тысячи долларов в месяц.
Чтобы они забастовали — профсоюзам явно заплатили изрядную сумму. По нашим сведениям, забастовка напрямую связана с переделом порта. Леха Склеп и так уже имеет там изрядный процент, но он мечтает получить единоличный контроль над портом. Вместо того, чтобы пререкаться, вам бы следовало уже быть там. Мне эти сведения нужны как можно быстрее.
Делать нечего, придется ехать. При мысли о том, что мне опять придется спускаться в этот ад, именуемый «Петербургским метрополитеном», появилось острое желание принять на грудь граммов этак триста. Мысль, конечно, заслуживала внимания, но пришлось ее временно отложить, а то могли появиться и другие мысли, к примеру — на фига мне эти докеры, Спозаранник и его дурацкие задания. А это уже попахивало не просто докладной…
За всеми этими размышлениями я и не заметил, как подошел к станции «Гостиный двор». Подумав немного, решил идти на станцию «Невский проспект», авось там народу поменьше.
Однако и здесь толпа была изрядная.
Плюнув на возможность потерять пуговицы на рубашке, я протолкался к самому краю, чтобы уж наверняка попасть в вагон.
Непрерывно сигналя, из-за поворота показался поезд. Стоящие у кромки люди инстинктивно попытались слегка отодвинуться. И в этот момент кто-то резко ударил меня под коленки, а затем толкнул вперед.
Потеряв равновесие, я не смог удержаться и рухнул вниз. На мое счастье, до поезда оставалось еще несколько метров, и я успел скатиться и лечь между рельс. Сверху, истошно визжа тормозами, меня накрыл поезд. Проехав еще немного, он остановился. Сверху слышались крики.
Сколько я пролежал под поездом — не знаю. Время как будто остановилось.
Но что самое странное, я не ощущал ни страха, ни ужаса, да и вообще ничего не ощущал. Лежал себе, как в могиле (ну и сравненьице, однако…). Наконец поезд медленно сдал назад, и я опять увидел яркий свет.
— Живой? услышал я чей-то голос.
— Еще не знаю, — ответил я и попытался повернуться.
— Лежи, не двигайся, — тут же раздалось над головой, — сейчас врач подойдет.
Но лежать мне не хотелось, к тому же начала болеть нога, и мне необходимо было срочно выяснить, не сломана ли она. Какое-то время я безуспешно пытался встать, не опираясь на ноющую коленку. Кое-как поднялся и посмотрел наверх. У места, где я стоял до тех пор, пока кто-то не решил, что я могу очень натурально сыграть Анну Каренину, образовалось небольшое свободное пространство. Там стоял милиционер и смотрел на меня. Впрочем, на меня смотрели все. На некоторых лицах читалось разочарование: ну вот, мол, ни крови, ни мозгов наружу… И почему людей так тянет поглазеть на чью-то смерть?
Впрочем, если бы они не были столь любопытны, если б не читали с патологическим интересом о зверствах маньяков или репортажи с мест боев (как в горячих точках, так и на городских улицах) — мы бы остались без работы. «Ну, нашел время философствовать!» — одернул я себя и взялся руками за бордюр перрона. Мент, видя, что лежать я не собираюсь, благородно протянул руку помощи. Вскоре я уже стоял наверху.
Тут же откуда-то появился мужик — белый как мел, но в синей форме. «Машинист», — догадался я.
— Ты цел? — почти шепотом спросил он и зачем-то начал меня ощупывать.
— Да цел, — пробурчал я, — и не цапай ты меня! Голубой, что ли?
Машинист перестал меня ощупывать, его лицо понемногу начало приобретать природный цвет.
