кровью. Она протянула его, будто преподносила подарок.
— Что это? — спросил Рикки.
— Печень.
— Не фанат, если честно.
— Значит, ты никогда раньше не был голоден, — девушка огляделась, посмотрела на снежную метель. — В такую погоду, — сказала она, — ты должен поесть. Держи, — не дожидаясь ответа, она протянула печень Рикки. Она оказалась тяжелее, чем он ожидал, и его кожу покалывало от теплой влажной плоти. Девушка осмотрела то, что осталось от их дров, затем вытащила из-под шкуры свой охотничий нож и мастерски вырезала три тонких палочки. Каждая была прямой, около тридцати сантиметров в длину, а две имели раздвоенный конец. Она вкопала их в снег прямо возле костра, раздвоенным концом вверх, а оставшуюся палку повесила между ними, чтобы получился небольшой вертел. Пока Рикки держал печень, она начала отрезать от нее тонкие ломтики. Отрезав шесть, она нанизала их на палку. Кровь капала с ломтиков на землю, и мясо начало шипеть. — Отдай моей собаке остаток этой печени, и у тебя будет друг на всю жизнь, — сказала девушка.
Рикки положил оставшуюся печень на снег, вытер окровавленные руки об одежду.
— Можно, Снежок, — сказала девушка. Очевидно, собаку звали Снежок. Он подбежал к свежей печени, оттащил ее на несколько метров от них и начал есть. Рикки заметил чрезвычайно острые зубы.
— Как тебя зовут? — спросил Рикки.
Она бросила на него взгляд, полный подозрений.
— Какая разница?
— Никакой. Я просто спрашиваю.
Она фыркнула.
— Таша, — сказала она.
— Я Рикки. Это Зак и Малкольм, — он взглянул на Зака, наполовину ожидая выговора за то, что он назвал их настоящие имена. Но Зак не выглядел обеспокоенным. Вряд ли был смысл переживать, и им очень нужна была помощь этой девушки. — Э… спасибо, что спасла нам жизнь, Таша.
— Ваши жизни еще не спасены, — сказала Таша. Она взяла вертел с кусочками печени и раздала их по кругу. — Хотите пережить ночь? Ешьте. Она запихнула в рот кусочки печенки. Рикки сделал то же самое. Мгновенно ему захотелось выплюнуть. Мясо только-только прогрелось — ему казалось, что он жует полный рот желеобразной крови, а вкус был насыщенным. Он видел, как Зак глотал еду, но Малкольм выплюнул свою. Таша посмотрела на него, потом пожала плечами, как бы говоря: «Это твоя проблема».
— Что ты делаешь здесь ночью? — спросил Зак.
Таша оскалилась.
— Могу задать вам тот же вопрос, — но когда Зак не ответил, она сказала. — Охочусь на этого медведя. Бродил вокруг дома семьи. Вредил. Нужно было убрать зверя. Папа сказал, что не видел гризли, гуляющего зимой, с тех пор, как был мальчиком. Нельзя, чтобы он слонялся по жилым районам. Братья пошли на север и на юг. Я — на запад.
Она говорила как-то странно, по-взрослому.
— Ты слишком молода для охоты на медведей, не так ли? — спросил Рикки.
— А ты слишком молод, чтобы тебя убил медведь, — парировала она. Она посмотрела на труп медведя. — В этих лесах волки, — сказала она.
— Мы слышали их.
— Конечно. Они скоро вынюхают этого мертвого зверя. Вы не хотите быть здесь, когда они это сделают. Поверьте мне. Они чувствуют вкус крови, и им все равно, живая еда или мертвая. Вот почему я не буду брать мясо зверя домой, — она встала, кивнула им и издала щелкающий звук. Снежок послушно подбежал к ней. Рикки заметил, что у собаки глаза были разного цвета — один оранжевый, другой зеленый. Снежок последовал за Ташей, когда она ушла от костра, в том же направлении, откуда появилась. Проходя мимо медведя, она взглянула на него с долей сожаления.
Рикки и Зак переглянулись. Между ними пронесся невысказанный вопрос. Рикки знал, о чем думал Зак: что до крайнего срока Круза осталось всего сорок с лишним часов, и им еще предстояло пересечь полконтинента. Дела выглядели очень плохо. Но они не могли оставаться здесь без защиты и укрытия. Это было бы самоубийством. Они кивнули друг другу.
— Таша, — позвал Рикки. — Подожди.
Она остановилась и повернулась.
— Ты живешь поблизости?
Она пожала плечами.
— Как-то так.
— В деревне? Городе?
Таша оскалилась.
— Ни за что. Моя семья не живет среди других людей. Мы живем в дикой природе. Построили свои дома, добываем себе еду, живем по своим правилам.
— Послушай, нам нужно укрытие. Только на остаток ночи. Мы можем заплатить.
От слова «заплатить» глаза Таши загорелись.
— Сколько?
— Мы поговорим об этом, когда доберемся до твоего дома.
Таша повернулась к ним спиной и продолжила брести по снегу.
— Ну, если собираетесь идти, лучше шагайте, — и пока они говорили, они услышали, во второй раз за ночь, леденящий звук волчьего воя с ветром. Он звучал ближе, чем раньше.
Рикки быстро начал собирать вещи. Он подумал о том, чтобы взять одеяло, но оно было забрызгано кровью.
— Оставь, — сказала Таша. — Кровь привлечет волков, как ничто другое.
Зак засыпал снегом костер, чтобы потушить его, прежде чем настойчиво, но успокаивающе заговорить с Малкольмом, которому удалось подняться на ноги. Им потребовалось не более тридцати секунд, но к тому времени Таша уже была в дальнем конце поляны. Они быстро теряли ее из виду.
Сутулясь, они быстро боролись со снегом. Рикки взглянул на мертвого медведя, когда они проходили мимо. Он снова почувствовал укол сочувствия к зверю. Его живот был разорван, а внутренности вывалились на снег. Когда они проходили, они ощутили неприятный зловонный запах.
Когда они достигли дальнего края поляны, он увидел, что Таша и Снежок скрылись за линией деревьев. Они ускорились. Волчий вой пронзил воздух. Таша ждала их под высокой елью. Уши Снежка были насторожены, он нюхал воздух. Таша ничего не сказала, когда они появились в поле зрения, а просто повернулась и направилась дальше в лес. Рикки внимательно наблюдал за ней. В ее походке было что-то особенное. Казалось, что ей было бы удобнее на четвереньках, как медведю, которого она только что подстрелила. Теперь ее оружие висело за спиной, и когда она время от времени оглядывалась, в ее глазах было что-то дикое.
Они брели по лесу, казалось, несколько часов. Было много шума. Странное шарканье и треск веток вдалеке. Рикки вздрагивал каждый раз, когда слышал их. Но Таша казалась равнодушной, и ее собака была расслаблена. Он находил некоторое утешение в этом.
Усталость охватила его. Каждая часть его тела кричала, чтобы он остановился и передохнул, но он знал, что должен идти. Каждый раз, когда он смотрел на Зака и Малкольма, он видел, что они были в том же состоянии. Их глаза закатывались, а походка была неустойчивой. По крайней мере, здесь, среди
