Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
Все те же лица! — Червяков. Он крепко держал Алешку и был не похож на себя. Вчера — вежливый и отзывчивый продавец всякой дряни, а сейчас — злобный и трясущийся.
— Куда сокровища девал, щенок! — он вне себя начал трясти Алешку за плечи. — Говори!
— Не помню! И не трясите меня. А то совсем забуду.
— Где сокровища? Давай по-хорошему. Это что? — он вцепился в коробочку со свечами, которую Алешка держал в руке. Наверное, подумал, что там изумруды с яхонтами.
Алешка разжал пальцы, но в его руке осталась небольшая бумажка, которую он… сунул в рот. Как Буратино золотые монеты.
— Отдай! — завопил Червяков. — Плюнь!
— Ф тебя? — прошепелявил Алешка, жуя.
— Ф пол!
— На! — и Алешка, сделав вид, что очень испугался, выплюнул на землю бумажный комочек. И пробормотал: — Подавись!
Червяков быстро нагнулся, подобрал его, развернул. И выпучил глаза.
— Шифровка? Говори, шкет!
— Чего говорить? — удивился Алешка. — У меня память плохая…
— И ты записал, чтобы не забыть, куда спрятал сокровища? Так?
Врать вслух Алешка не стал, он врет только в самых крайних случаях и только тому, кто этого достоин. Он просто пожал плечами и промолчал.
Червяков бережно расправил бумажку и вложил ее в кошелек.
— Разберусь. А ты мне лучше не попадайся.
— Не попадусь, — пообещал Алешка от чистого сердца.
— И сто рублей мне верни!
— Я сейчас не при деньгах. Вы заходите к нам. Каждую среду. По пятницам.
На том они и расстались.
А Червяков, наверное, до сих пор старается разгадать эту шифровку и добыть сокровища прекрасной Марфы.
Мне его жалко. Я даже за него боюсь — как бы он не попал в сумасшедший дом. Сейчас объясню, в чем тут фишка.
Вот что было на этой бумажке: «Чарбачылык, турмуштук шамдар, кооздогуч». Вы что-нибудь поняли? А ведь это так просто. На коробке со свечами была этикетка с надписями на разных языках. И предусмотрительный Алешка, предвидя неизбежную встречу с Червяковым, списал ту, что была написана по-киргизски: «Свечи хозяйственные, бытовые, декоративные». Так что, если Червяков вдруг изучит зачем-то киргизский язык, сокровища он все равно не найдет. Не тот человек — глупый и жадный.
И, кстати, фамилия того директора банка, который выдал фашистам нашего прадеда, тоже была Червяков. Может, они родственники?..
* * *
Вот и пришло время уезжать. Бабушка заехала за нами на настоящей карете, и мы ехали в ней до самого вокзала. И все встречные-поперечные застывали от изумления и провожали нас завистливыми взглядами.
Прощаясь, бабушка сказала:
— Жду вас на зимние каникулы. Я покатаю вас на настоящей тройке.
— С бубенцами, — сказал Алешка. — Я буду Дед Мороз, а ты Снегурочка. Только зубы не потеряй.
— У меня запасные есть, — похвалилась бабушка. — Французские, с акцентом.
— Баба Астя, — вдруг вспомнил Алешка, — скажи дяде Мифе, чтобы он динозавра не высиживал. Это не яйцо дракона, а кокосовый орех.
— Он это сам знает, — усмехнулась бабушка. — Он просто фантазер, сказочник.
— От сказок большая польза, — сказал Алешка, а бабушка шепнула маме в ухо:
— Как он поумнел, пообщавшись со мной.
— И ты — тоже, — сказала мама с улыбкой, — пообщавшись с ним.
— Я теперь буду часто к вам приезжать, я столько времени потеряла. — Тут она раскрыла в карете багажный ящик и достала из него двумя руками здоровенную подкову: — Держи, стригунок, на большое счастье.
Мама ахнула, папа хмыкнул.
— А что? — удивилась бабушка. — Это не простая подкова. Это подкова Сивки-Бурки.
У дяди Мифы научилась.
— А карета у тебя, — засмеялся Алешка, — из Золушкиной тыквы?
И он обхватил подкову двумя руками и прижал ее к груди.
— Нас в вагон с ней не пустят, — понадеялась мама.
— Пусть только попробуют, — сказал папа.
Тут подошел поезд, и мы вошли в свой вагон. С мамой, с папой и с подковой. И прилипли к окошку. Поезд мягко тронулся. Бабушка немного прошла за ним по платформе и осталась. Маленькая такая, худенькая. Одинокая.
— Ничего, — вздохнул Алешка. — Я ей теперь буду письма писать.
— Твои письма, — вздохнул папа, — не всякий криминалист разберет.
— Мы этого достойны, — добавила мама.
* * *
Время шло. Оно никогда не останавливается. То ползет, то мчится, но всегда в движении.
Алешка в самом деле писал бабушке письма. А к Новому году сделал ей подарок: «Баба Астья, я нашел тваю вильку. Ва сне. Анна пад сандукомм. Толька сильна запылилас. Зонтеком её дастаннь».
* * *
Да, время без устали шло, и многое стало забываться. Даже Алешка не вспоминал про свои миллионы. Но они ему сами про себя напомнили. На папин счет из Госбанка пришло уведомление о зачислении такой-то суммы.
Вечером папа положил на стол листочек бумаги с цифрами и сказал:
— Вот, Алексей, твоя премия за найденный клад. Распоряжайся.
Алешка хмыкнул и распорядился: прадеду на памятник, бабе Асте на сено, дяде Мифе на музей, сто рублей долга Червякову, какие-то копейки рыжему Пашке на «конские яблоки». И еще осталось на мороженое, как раз на четыре штуки.
— Ну вот, — сказала мама, — некоторые люди за всю жизнь такие деньги потратить не могут, а наш человек за пять минут их размотал.
Но в голосе ее не было разочарования, а была гордость за нашего человека. И вот я что подумал. Вернее — помечтал. Может, и мне заболеть какой-нибудь полезной ветрянкой, перечитать старые добрые сказки и тоже найти какой-нибудь клад. Всем нам на мороженое. Каждому по штуке. А Лешке — две. Ведь он этого достоин…
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
