сто лет? Убери ее – будет чисто, а атмосфера исчезнет. Как вы думаете, вот все эти горки, шкафчики, стулья – они, что ли, здесь остались с времен Порохового заговора?
– Да что вы, от прежней обстановки ничего не сохранилось! – Он откинулся на стуле, и волосы упали назад, как бы выдвигая вперед ясное лицо. – Вся мебель стилизована, но так и стилизовали ее сотню лет назад. ничего не разрушают, по необходимости достраивают, по ходу дела ремонтируют, чтобы совсем не отвалилось. Меня, кстати, зовут Григорий.
– А Гришей нельзя?
– Как хотите.
Моряков прибывало, словно вносило и прибивало к стойке бара прибоем, и снова выливало на улицу, как вышедшую из берегов реку. Они грудились между столиками, бурными ручейками заполняя все проходы и лесенки. Парень с боцманской цепочкой на груди боком протиснулся мимо их столика, держа в каждом кулаке по две кружки. У камина он запнулся, подался вперед, но – бывалый моряк – удержал равновесие и двинулся дальше, не пролив ни капли и только качнув пышной четырехглавой пеной. Чугунная подставка, в которой пылились кочерга, лопатки и какие-то еще таинственные приспособления для камина, пошатнулась и полетела на бок. Моряк обернулся, отсалютовал кружками и весело крикнул:
– О’Брайан хулиганит! Это же его любимый паб! Держи, ребята, крепче карманы!
Григорий поднял рассыпавшиеся предметы:
– Вас не задело?
– Все в порядке.
– А вы поняли, что он крикнул про какого-то О’Брайана?
– Это не какой-то О’Брайан, а знаменитый йоркширский призрак. Про него рассказывают, что он плавал под черным флагом и однажды бежал с общей добычей, унося в рундуке целую кучу золотых.
– И что, поймали?
– Поймали и повесили.
– Что это у них за манера такая: чуть что – сразу вешать, – скривился Григорий, нагнулся вдруг и, выхватив из каминной подставки чугунную пику, сделал ею выпад, как шпагой.
– Вы фехтуете?
– Увлекался когда-то, – нехотя ответил молодой человек, бросил пику к камину и замолчал, сложив руки на груди.
Мария немедленно представила его со шпагой, в плаще и высокой шляпе с красным фазаньим пером: «А ведь красивый парень!» – мелькнула мысль, и она с удовольствием неожиданным осознала, что впервые думает на английском: handsomeguy…
Газовый рожок, который освещал овальное зеркало, зашипел, огонек, отраженный в сеточке трещин, заметался, вспыхнул ярким красным пламенем и погас.
– Что? – спросил Григорий.
Мария вытащила из оболганного рюкзака сложенный вдвое буклет и прочитала:
– Город Йорк гордится своими привидениями.
– Отдельная позиция в местном бюджете? – усмехнулся Григорий, массируя запястье.
– Замки, частные дома, гостиницы и, уж конечно, пабы считают делом чести иметь свой призрак. – Она продолжала читать, пропустив реплику. – В «Золотой овце» его даже не убирают на день, он там сутками сидит за стойкой с кружкой пива. В «Чашке пунша» первый хозяин появляется каждую полночь, чтобы проверить, потушены ли камины. Вот, смотрите, объявление: новое меню, бильярд, привидение гарантировано.
– Смешно.
– Страшно.
– Я где-то читал, что в средневековых замках, в тесных каменных мешках, каким-то образом появляется ультразвук. Этот ультразвук вызывает в психике человека ужас, а страхи каждый наполняет собственными видениями. Впрочем, чего все боятся одинаково? Смерти. Вот всем и мерещатся мертвецы с веревкой на шее. А что вы делаете в Йорке?
– Совмещаю книжные ассоциации с реальностью. А вообще изучаю язык. А вы?
– А я фотографирую трубы.
– Трубы?
– Вы спешите?
– Мне нужно сегодня вернуться в Лондон.
– И мне. Пошли на вокзал, а по дороге я покажу вам, что я снимаю.
Григорий поднял руку и, поймав взгляд бармена, пошевелил волнообразно пальцем, изображая под-пись. мария демонстративно положила на стол несколько фунтов.
Они вышли в темнеющий на глазах Йорк.
– Вот посмотрите: прямо перед нами, на кирпич-ной стенке, выделяется плоский силуэт, напоминающий фляжку. Это каминные трубы. В России труба – это всего лишь функция, здесь – часть декора. Они все разные: по форме, по размеру, по орнаменту.
– Вообще никогда не задумывалась. – Мария, задрав голову так, что хвостик устремился к талии, следила за движениями руки своего нового знакомца. – Как их, оказывается, много, и как они плотно стоят. Упорные такие.
Григорий, не переставая двигать камерой, вел девушку по городу. Он останавливался внезапно, чтобы показать, как можно по кладке определить вид и размеры первоначальной постройки; присаживался на корточки, натягивая на коленях джинсы; высоко закидывал голову и ловил в кадр грубое каменное лицо горгульи, а потом, свесившись с моста, объяснял, как устроены средневековые опоры…
«Как мужчины умеют погружаться во что-то одно, – думала Мария, добросовестно кивая головой. – мне, чтобы так увлечься, нужно сочинить целую историю. Про упрямые английские трубы, которые прорываются сквозь массу жилья, которые сгоняют в упорядоченные ряды узкоплечие домики, строгие хранители порядка и тепла. Что-нибудь вроде этого. А по нему даже не скажешь, что ему интереснее: эти дурацкие трубы или я».
– А мы не заблудимся? – наконец сказала она.
– Я знаю город, как родной, – ответил он через плечо, неожиданно повернулся и раскинул руки гостеприимным и широким, словно приглашающим ку-а-то в заповедное место, жестом: – У вас сегодня персональный знаток.
И расхохотался, словно удачной шутке.
«Что смешного», – удивилась она, но, глядя, как смеются его лукавые глаза и веселый рот, слыша, как низко и глубоко звучит голос, рассмеялась вдруг сама, хотя никогда и не любила громкого смеха и резких звуков, но вовсе не был его смех резким, и они хохотали, попадая каждой нотой в унисон. Он замолчал, продолжая улыбаться, и махнул камерой в сторону невысокого викторианского дома:
– А вот и вокзал.
На перроне черное табло с золотыми бегущими буковками недвусмысленно извещало, что последний поезд на Лондон ушел два часа назад с третьей платформы.
– Про платформу особенно утешительно, – заметил Григорий.
– Значит, так, – строго сказала она, – никто не виноват. То есть все виноваты поровну.
– Угу, – легко согласился он, – оба не догадались заранее посмотреть расписание.
Покачивая головой в белой вязаной шапочке, дежурный индус рекомендовал гостиницу и выдал книжечку с расписанием на завтра.
Они покорно вернулись на мост с белыми розами.
– Ну и история. – Засунув руки в карманы, Григорий качнулся с носка на пятку и вздохнул: – Все планы на завтра к черту.
– Будем расстраиваться или пойдем искать, где переночевать? – спросила Мария.
Ей легко было изображать бодрость, потому что она и не расстраивалась: она скорее бы даже удивилась, если бы на этот раз ей удалось удрать.
– Переполнены, – развела руками девушка в форменном пиджачке. – В Йорке в выходные, да еще и в сезон, найти свободный номер практически невозможно.
Еще не осознавая до конца всей безнадежности своего положения, бесприютные путники снова оказались на вечерней улице.
