В углу зашуршало.
– Крысы? – испугалась Ева.
– Нет, это я шуршу, – ответила мадам. – Пытаюсь выяснить диспозицию.
Во тьме вспыхнул огонек. Гнучкина зажгла зажигалку. Ева закрыла глаза, потом, пару раз моргнув, открыла. Они стояли в невысоком, наполовину засыпанном землей помещении. С потолка что-то сыпалось. Где-то капала вода. Пол был твердым.
– Кирпичи? – спросила Гнучкина, наклоняясь. – Интересно.
– Что нам делать? – спросила Ева, тоже внимательно оглядываясь по сторонам и потирая руки в наручниках.
– Ползти вон туда, – сказала мадам, показывая на темное пятно в дальнем углу помещения. – По-моему, там есть проход!
Ева поежилась. Дыра выглядела очень неуютно и вела вниз.
– Проползем, – оптимистично сказала полная Гнучкина, – в крайнем случае, расширим проход. Тут на полу осколки кирпичей, будем ими копать.
Ева вздохнула и грустно позвенела наручниками.
– Ах да, дорогая моя, – просипела мадам, погасив слабый, колеблющийся огонек, – ты же в наручниках!
Ершова кивнула. Руки у нее болели просто ужасно.
– Ну ничего, – прогудел в темноте голос актрисы, – сейчас мы сделаем тюремный автоген и снимем с тебя эту неудобную штуку.
– Тюремный что? – удивилась девушка.
В темноте послышался шорох. Гнучкина что-то искала в карманах.
– Вот, – сказала она наконец, – это подойдет. Я нашла в кармане старый чек и пустой пакет из-под соленого арахиса. Из этого надо скрутить тонкую трубочку.
Совсем рядом с Евой раздался шелест. Гнучкина сворачивала из пакета и чека тугую трубочку.
– Сейчас я объясню тебе теорию вопроса, – сказала мадам, – обычное пламя зажигалки не способно перерезать металл, потому что температура огня слишком низка, около восьмисот градусов. В свою очередь, пламя имеет низкую температуру потому, что ему не хватает кислорода. Если энергично дуть на пламя через узкую трубочку, температура огня резко возрастает. Этот метод многократно проверен и называется, как я уже сказала, «тюремный автоген».
– Я потрясена вашими познаниями, – сказала Ева. В ее голосе сквозило искреннее восхищение.
– Да ладно, – засмеялась Гнучкина, – я про этот метод по телевизору слышала. В передаче «Что? Где? Когда?». И почему-то запомнила.
Из угла помещения послышались странные звуки. В темноте вспыхнули два красных огонька глаз и мгновенно исчезли.
– Таки крысы, – сказала мадам. – Ну, куда же тут без них? Но ничего, я знаю, как их готовить! Если будет совсем нечего есть, попробуем.
– Тоже по телевизору видели? – спросила Ева, думая о том, что она явно недооценивала силу и полезность телевидения.
– Конечно! – подтвердила мадам. – Садись, клади руку на пол и старайся не шевелиться, – приказала она Ершовой.
Ева с трудом опустилась на каменный пол.
– Ой, не могу! – сказала она, – все болит!
– Не хнычь, – строго прикрикнула на нее Гнучкина. – Помни, что я тебе жизнь спасла. Уже дважды, как минимум!
Она зажгла зажигалку, поднесла пламя к стальным звеньям наручников и принялась осторожно дуть на огонь через узкую трубочку. Желтый язык пламени изогнулся, лизнул сталь, и начал менять цвет. Ева смотрела на огонь, как завороженная. Огонь постепенно позеленел, потом стал голубым, как в газовой горелке. Секунда – и пламя стало почти прозрачным, с легким фиолетовым отливом. На поверхности стального звена появился красный след, который медленно углублялся. В то же время горячий язычок зажигалки стал под действием потока воздуха узким и длинным, как игла, как вдруг все кончилось, и огонь снова приобрел привычный желтый цвет.
– Дыхания не хватило! – пожаловалась Гнучкина. – Надо еще раз попробовать. Главное, чтобы газ в зажигалке не закончился раньше времени.
– Или кислород здесь, – прошептала Ева, которой показалось, что атмосфера в помещении заметно сгустилась.
Мадам вздохнула, потом набрала в грудь побольше воздуха и снова принялась дуть.
Чабрецов подошел к «Форрестеру» и положил руку на капот машины. Он был еще теплым. Мужчина повернулся и посмотрел на колею. Ее полностью засыпал снег. Денис заглянул в салон автомобиля, потом смахнул рукой белую пелену с номеров. Денис Леонидович огляделся. Автомобиль стоял так, что его было сложно заметить за забором, к тому же его укрывал слой снега. В случайные совпадения Денис Леонидович не верил.
– Сейчас мы все выясним, – сказал он и принялся нажимать на кнопки мобильного, намереваясь позвонить в ГИБДД и попросить выяснить, кому принадлежит «Форрестер».
Где-то недалеко хрустнула ветка. Чабрецов на мгновение насторожился. Огляделся. Никого. Он снова принялся набирать номер.
Удар был очень сильным и пришелся ему прямо по затылку. Охнув, Денис Леонидович выронил мобильник из ослабевшей руки, на которой было четыре пальца, и рухнул в снег. В глазах потемнело. На белоснежную поверхность земли закапала горячая алая кровь.
Было уже совсем темно, когда уныло дребезжащий «УАЗ» с трудом переполз за финишную черту и тут же заглох. Внедорожник весь перекосило от тяжелой дороги, капот приоткрылся, казалось, что машина, как большое усталое животное, сейчас завалится на бок и уснет. Зрителей оставалось совсем мало, большинство не выдержало мороза, снега и сгущавшихся сумерек. Прямо за отметкой финиша стоял красный «Паджеро», его пилот – маленький, толстый и улыбающийся змеиной полуулыбкой – о чем-то разговаривал с хозяином «Хладожарпромторга», который отказывался уезжать домой, несмотря на уговоры Маргариты. Грязный «Сузуки», занявший почетное, но – увы – второе место, расположился у входа в шатер, в котором располагалось кафе.
– Юрий Борисович! – радостно воскликнула Диана. – Как вы себя чувствуете? Как ваша машина?
Риточка скривилась, как будто проглотила что-то очень противное.
– Привет, – широко улыбнулся ей Коровкин, – мой автомобиль уехал на эвакуаторе, а я жду на финише, как и полагается главному спонсору соревнований. А как вы добрались? Наверное, очень устали! Надеюсь еще поговорить с вами о соревнованиях за вечерним ужином в ресторане «Лимпопо», – добавил он.
Он наклонился и дружески чмокнул Грицак в щечку. Та мгновенно покрылась от удовольствия красными пятнами. Рита Гнучкина позеленела.
– Милый, – проворковала она, закатывая глаза и отводя Коровкина в сторону, цепко схватившись за рукав его куртки, – что-то меня тошнит. Может, это из-за переживаний о маменьке?
Миллионер Коровкин тут же всполошился.
– Конечно, конечно, – заволновался он, – я представляю, как ты страдаешь из-за мамы. И еще… Дорогая, ты случайно не беременна? – с надеждой прошептал он.
– Возможно, – выдохнула Марго.
– Сильно тошнит? – продолжал Коровкин, провожая Маргариту, которая притворно морщилась, в машину организаторов. О Диане он мгновенно и думать забыл.