— Смеется, девушка, тот, кто сыт. А я хочу есть, — подмигнул Нарбике Чигирик.
Свежевание тура и приготовление шашлыка заняло по меньшей мере часа четыре. Потом они сидели вокруг костра. Дымок от догоравших углей, запах жареного мяса — все уводило от мыслей о войне.
— Вы хороший человек.
Чигирик мотнул головой, как конь, отгонявший мух.
— Все мы поодиночке неплохие. Верно, Крепаков?
— Ага, — солдат не собирался спорить. Он все еще был поглощен едой.
— Мы такие с товарищем капитаном.
Нарбика еще раз посмотрела на Чигирика и увидела, что глаза у него добрые, голубые, словно в них отражалась синь горного озера. А из уголков разбегались тонкие лучики веселых морщинок.
После еды настроение у всех заметно улучшилось. Бродить по горам на пустой желудок — занятие не из легких.
И уходить на вечер глядя с облюбованного, согретого места Чигирик не решился. Он сказал, что лучше двинуть в путь пораньше с утречка, а перед дорогой еще раз можно будет подкрепиться мясцом.
На ночь Чигирик устроил для Нарбики ложе на кострище, предварительно разбросав тлевшие угли. Сам лег метрах в пяти от нее у корней дуба. Крепаков расположился ближе к опушке, положив автомат под руку.
Заснули все мгновенно. Усталость и сытость валят людей с ног с одинаковой силой.
14
Ночью Чигирик проснулся и открыл глаза от неожиданно возникшего беспокойства. Над головой мерцали холодные звезды. За лесом стояла луна. Рядом с ним сидела Нарбика, подогнув под себя ноги и перехлестнув руки на груди так, что ладошки лежали на плечах. Было видно — она озябла. И руки и плечи подрагивали.
— Почему не спишь? — спросил Чигирик шепотом.
— Холодно, — прошептала Нарбика. — Возьми меня к себе.
Чигирик не сразу понял, чего она хочет. Задал дурацкий вопрос:
— Как?
— Можно, я с тобой лягу?
Чигирик, не отвечая, подвинулся. Нарбика осторожно, будто опасаясь уколоться, улеглась рядом с ним…
— Укрой меня.
Он потянул из-под себя полу куртки и набросил на нее. Они оказались рядом. Ее волосы коснулись его щеки. Дыхание, теплое, щекочущее, как дуновение ветерка, тронуло его лицо. Чигирик растерялся — что делать? Отвернуться? Но это могло обидеть девушку. Разрешила вопрос Нарбика.
— Обними меня и погрей.
— Ты понимаешь, что просишь? — Чигирик отодвинулся от нее, насколько позволяла куртка. — Я мужчина… я…
— Знаю, — она отвечала все тем же шепотом. — Погрей мне руки.
— Ну, даешь! — буркнул под нос Чигирик и взял ее ледяные пальцы в свои большие, не потерявшие тепла ладони.
Внезапно глухим, сразу севшим голосом он сказал:
— Ты лежи. Спи. Я встану.
Нарбика неожиданно обняла его рукой за шею, не позволяя двинуться.
— Перестань. Отпусти! — Чигирик начал злиться не только на нее, но и на себя. Он ощутил, как в нем Горячей волной заплескалось желание, которое так трудно бывает преодолеть. — Ты что, не понимаешь?
— Понимаю, — шепот Нарбики стал еще тише. — Ты мужчина. — Она плотнее прижалась к Чигирику. — А я девушка. Все нормально, разве не так?
Он хотел ее оттолкнуть, однако Нарбика уже коснулась его губ своими.
— Сделай меня женщиной.
Чигирик дернулся.
— Ты что, девка, сдурела?
— Да, сдурела. — Она согласилась с ним безропотно. Потом заговорила горячо и быстро, словно старалась обогнать сама себя: — Нас, может быть, завтра… уже сегодня всех убьют. Это будет. Я чувствую. Ты умрешь мужчиной. А я даже не узнаю, что чувствует женщина. Помоги мне! Помоги!
Чигирик снял руку Нарбики с шеи и, превозмогая себя, отодвинулся.
— Ты чокнутая? Что на тебя нашло? — Он приподнялся, намереваясь встать. — Ты подумай, скоро утро. Как я буду потом на тебя смотреть?
— Уходи! — Нарбика толкнула его в грудь ладошками. — Я думала, ты мужчина. Ты меня обидел! Дурак!
— Я не хочу тебя обижать. Пойми…
Нарбика торопливо стала расстегивать блузку. Тугие петли не пропускали пуговиц. Она дергала их, что-то шепча.
— Вот я! Дурак! Я тебя убью! Положи на меня руки. Положи…
— Да, я дурак. Ты знаешь, кто вот так предлагает себя мужчинам? Нравятся они тебе или нет…
— Ты мне нравишься!
— Дура!
— Я не дура, — она жалобно всхлипнула. — Я нормальная. Мне жить хочется. Ты не боишься умереть? А боюсь. Мне все время страшно. Все время… днем… ночью… Ты большой, сильный. Научи меня не бояться.
Нарбика плотно прижалась к Чигирику. Его окутал с головы до ног дурманящий запах жаркого женского тела. Он вздохнул глубоко, обреченно, понимая, что уже не в силах противостоять ей.
Их губы встретились. Мир качнулся и опрокинулся в борении вечных сил — мужской и женской. Соприкосновение двух противоположных начал взорвалось радужной вспышкой…
Нарбика на мгновение застыла, напряглась, мучительно застонала и вдруг заплакала.
Отходя от пережитого, Чигирик откинулся, лег на спину.
Нарбика приподнялась, обеими ладонями сжала его щеки и, роняя на него слезы, коснулась его губ.
— Милый, ты не доволен?
— Я зол на себя! — сердито ответил Чигирик. — Не надо было этого делать.
— Нет, мы это сделали вместе. Теперь я женщина. И знаю, что это такое…
Нарбика говорила торопливо, будто боялась, что он ее прервет, остановит. И слова ее — жаркие, страстные, как огонь, поднесенный к пороху, — вновь заставили их вспыхнуть и отгореть ярким бушующим пламенем…
Они двинулись в путь с рассветом. Чигирик шел рядом с Нарбикой. То и дело они встречались взглядами и улыбались друг другу. Жаркие волны, поднимаясь в груди, заставляли их сердца биться сильнее.
— Как по-чеченски гора?
— Лам.
— А это? — Чигирик ногой примял густую траву.
— Бу7ц.
— Нет, не ботинок. Трава?
— Я сказала: буц.
— Понял. А как вода?
— Хи.
— Хи-хи. Вода-вода. Запомнил. А как сказать «женщина»?
— Зуда.
Чигирик даже приостановился от удивления. Посмотрел Нарбике в глаза.
— Шутишь?
— Правда, зуда.
— Зуда! Лучше не скажешь.
