автора была грузинской и трудно запоминаемой. Директор несколько раз произнес её по слогам, усердно шевеля губами.
– Вот так мы вдумчиво читаем глянцевые журналы, – раздался за спиной Директора голос Уфаева, – смакуем каждую фразу.
– Привет, УЕФА, – заулыбался Сашка, – я и не думал, что для таких журналов пишут умные люди,– Директор отложил журнал и, поднявшись с дивана, протянул Ринату руку для приветствия, – а я к тебе с утренним визитом.
– Пойдем в кабинет, раз такое дело, – Ринату нравился Директор, и он всегда был рад встрече с ним.
За чашкой кофе Сашка рассказал Ринату всю историю о событиях последнего времени. А именно о случайной встрече Вадима с Ариной, о своих сомнениях по поводу их отношений и, наконец, о вчерашнем происшествии. УЕФА слушал, не перебивая, потом молча, достал из стола флешку и положил на стол перед Директором.
– Молодец мужик, не испугался обстоятельств, при которых встретил свою любовь. Достойный человек, мне такие нравятся.
Директор смотрел на Рината и ловил себя на мысли, что ему тоже нравится сидящий напротив человек, который без суеты и лишних вопросов принял справедливое решение. Сашка взял флешку, и, прощаясь, крепко и от души пожал руку УЕФА.
Катя
Когда человеку плохо, он стремится облегчить свое состояние, но есть такая категория людей, которые наоборот стараются сделать себе еще больнее. Катя относилась именно к ней. Покинув больницу, она направилась прямиком в ближайший супермаркет и долго бродила там, закладывая в свою тележку нездоровую пищу. Со стороны можно было подумать, что она тщательно обдумывает свои покупки, но на самом деле, её мысли были далеки от совершаемых ею действий. Покупки она совсем не выбирала, просто брала с полок то, на что падал её рассеянный взгляд. Из небытия она вынырнула только на миг, чтобы выбрать из огромной массы алкоголя что-нибудь более или менее приемлемое для её одинокого пьяного марафона. Большая бутылка вермута подходила к этому по всем статьям: недорого, не совсем противно, но в течение вечера способно довести до скотского состояния.
Потом она сидела в комнате на диване, вывалив все купленные продукты на журнальный стол перед собой.
– Буду есть и пить, чтобы моя внешность пришла в соответствие с моим гнусным содержанием, – решила она.
Весь вечер она думала о своей одинокой жизни, о людях, для которых она могла бы стать любящей дочерью, хорошей подругой, любимой женой, но так и не стала. И теперь эти люди уже не ждали от неё ничего.
Момент истины наступил неожиданно, в сознании вдруг ясно оформилась четкая мысль «Они не ждут от меня ничего хорошего, но ведь продолжают меня любить».
–Люби-и-и-ить, ничего не получая взаме-е-е-ен,– тут же пьяным голосом подвыла она, и потянулась за сумкой, лежавшей тут же на диване, чтобы достать телефон. Она не стала копаться в сумчатых закоулках, а просто перевернула её вверх дном и вывалила на диван содержимое. Потом она долго тыкала в телефонные кнопки непослушными пальцами и наконец, услышав голос Славика, сказала то, на что хватило её пьяного словарного запаса:
– Приезжай, мне плохо, – потом немного подумав, добавила,– пожалуйста.
Когда приехал Славик, Катя уже спала, расчистив себе место на диване, он долго звонил сначала в дверь, потом – по телефону, но всё было напрасно.
Женя
По натуре Женька была веселым и жизнерадостным человеком, но в последнее время она стала грустной и задумчивой. Ей перестала нравиться её работа, совсем недавно приносящая радость. Жить стало тоскливо и неуютно. Она часто думала о Сашке, и откровенно скучала по нему. В общем, налицо были все признаки влюбленности.
Она жалела о том, что не помирилась с ним, когда они явились в ресторан с огромным букетом. Теперь было совершенно ясно, что ей нужен этот человек, несмотря на все его чудачества.
Прошло уже много времени с тех пор, как директора приходили на обед в последний раз. Теперь она уже не надеялась, что они придут снова.
Сегодня с утра у Женьки всё шло наперекосяк. Она вспомнила, что мудрые люди говорят, будто таким образом в жизнь пытается войти нечто чудесное.
– Самое время, – думала она, – я так устала от этой безысходности.
Её смена заканчивалась, но чуда так и не случилось.
– Может мне самой пойти к нему в офис и честно рассказать ему о своих чувствах?– грустно спрашивала себя Женя,– а если Наумов пошлет меня подальше, как тогда на корпоративе, это излечит меня от романтических страданий.
Она подняла глаза к небу и мысленно попросила: «Если есть причина, по которой я должна сама рассказать ему о своих чувствах, дай мне какой-нибудь знак, я пойму».
Смена еще не закончилась, когда в зал вплыла директор ресторана и направилась прямо к ней.
– Женечка, – начала она масленым голосом, у Татьяны из вечерней бригады поднялась температура, пожалуйста, останься хотя бы на половину смены. А потом девчонки сами справятся.
– Ну вот, – подумала Женя, – это и есть знак, и понять его не сложно, – никуда не надо идти, Дед Мороз ошибся квартирой, и чуда не состоится.
Вечером, когда уставшая Женька, как тень, бродила от столика к столику, один из опьяневших посетителей неожиданно схватил её за руку:
– Я за всю жизнь любил только раз, любил ту, которой я не был нужен. Так вот, это чувство и есть самое ценное в моей жизни. Хорошо, когда любовь взаимна, но в ней нет горечи, которая придаёт силу этому чувству. Не бойтесь любить. Настоящее счастье, когда любишь на всю катушку, даже тогда, тем более тогда, когда тебе не отвечают взаимностью.
Он отпустил Женькину руку и отвернулся
– Зачем вы мне это сказали, – спросила Женька,
– Не знаю, – мрачно ответил он и снова погрузился в свои мысли.
Женя отошла от его стола и, подняв глаза к небу, мысленно сказала «Спасибо», тому, кто так конкретно ответил на её вопрос.
Сашка
Директор ничего не знал об официантке Жене: ни фамилии, ни места жительства, но ему необходимо было найти её. Найти именно сейчас, иначе потом ему просто не хватит решимости сделать это. Он знал, что Женька работает в утреннюю смену, но ждать до утра он не мог и отправился в ресторан сразу после того, как расстался с УЕФА.
Всю дорогу, пока ехал, он думал о том, что скажет девушке при встрече. Отрепетировать речь никак не получалось.
– В конце-концов, я ведь не в любви еду признаваться, – думал он, – просто расскажу ей всё о себе, о Вадьке, об Арине и Большой