Ну а что касается Пети и Саши… Всего раз я отправил сообщение Годунову, но ответа, как в случае с Леной и Крис, так и не получил. Хотя, как уверял Мех, его люди «отвечали», что письмо попало в нужные руки. Вспоминая лица друзей во время моего ареста и суда, я понимал — отныне для них меня просто не существует.
* * *
В последние несколько недель у меня внутри поселилось чувство тревоги. День ото дня оно нарастало всё сильнее и сильнее. Я отсидел уже больше трети своего срока, но откровенно говоря, поводом для радости это не являлось. Потому что приближалось время первого долгого погружения в виртуал.
За проведённое в Лесной цитадели время я успел наслушаться самых разных баек, слухов, советов и поверий об этом виде заточения.
Это, наверное, покажется странным, но «зелёным» и «синим» предоставляли самим определить — как именно они будут отбывать своё виртуальное заключение. В разумных пределах, конечно же. И мне, как обладателю рекордно длинного срока, это право предоставили одному из первых. Следуя советам, я разделил его на четыре части. Семь лет реального заключения — двадцать виртуального, а затем… Затем еще по двадцать лет через каждые три года «реала». После последнего погружения в виртуал мне оставалось оттарабанить всего год, но…
Но до этого момента было так далеко, что я старался лишний раз не думать о том, когда он наступит.
Некоторые авторитетные зэки (Мех входил в их число) уверяли, что такой подход позволит мне не лишиться разума, как случалось примерно в половине случаев. Да, да, без шуток. Раньше у меня отсутствовал доступ к такой статистике, но после того, как я стал членом Патриотов, пищи для размышлений прибавилось. Оказалось, что примерно половина тех, кто задерживается в виртуале дольше, чем на двадцать лет, по возвращению сходят с ума.
Двадцать лет… Господи, целых двадцать лет! Да ещё и пять раз! Я не представлял, как можно выдержать такое наказание (которое лучше было бы назвать «издевательством»), но одно знал наверняка — вскоре мне на собственной шкуре доведётся узнать это. И чем ближе подбирался срок погружения в анабиоз — тем более замкнутым я становился. Мне не хотелось есть, спать, читать, говорить, гулять или играть в футбол дважды в неделю (хотя такая возможность имелась — это входило в «оптовый закуп»). Не хотелось абсолютно ничего, и на пару месяцев я провалился в молчаливую депрессию.
До тех пор, пока за неделю до погружения в виртуал меня не вызвал Мех.
* * *
Авторитет ждал меня в одном из углов двора, на трибунах перед футбольным полем. Неофициально эта часть территории принадлежала нашей банде, так что во время прогулок лишних людей здесь никогда не было.
— Привет, Мех, — поздоровался я, подходя ближе, — Мурлок сказал, что ты хотел о чём-то поговорить?
— Здравствуй, Сокол. Да, есть разговор. Садись.
Меня не нужно было просить дважды. Заняв свободное место между двумя другими Патриотами — Бароном и Степняком, я вопросительно посмотрел на председателя нашего «клуба».
— Как думаешь, зачем он нас собрал? — шепнул казах, но я легонько ткнул его локтём меж рёбер, чтобы он заткнулся.
— Для вас троих есть предложение, — без предисловий начал Мех. Он не любил долгих расшаркиваний, и всегда предпочитал начинать с главного, — У тебя, Сокол, и у тебя, Степняк, через неделю первая ходка в виртуал. У Барона и у меня — уже вторая. Есть маза о договоре с яйцеголовыми.
— О чём речь? — тут же заинтересовался обычно немногословный Барон.
— О сокращении срока. Начальство маякнуло, что учёным требуются несколько добровольцев с боевым опытом. У нас таких ребят хватает, но там сразу обозначили, что опыт должен быть… Разнообразный. Из всех наших кроме меня и ещё нескольких человек под такое определение попадаете только вы трое.
— В мозги полезут? — высказал предположение Степняк.
— Типа того, — поморщился Мех, — Говорят, корпы что-то тестируют, и для этих тестов им нужны опытные бойцы. Никаких лекарств, или установки пробных имплантов. Как я понял, нас хотят закинуть в какой-то особенный виртуал.
— Детали неизвестны?
— Нет, всё расскажут только тогда, когда мы окажемся там, — авторитет пожал плечами, — Это не будут одиночки или проекция тюрьмы. Скорее — что-то типа виртуального полигона. Нам предложили сократить срок виртуала на пятнадцать лет, если согласимся и пройдём все тесты.
— Я в деле.
— Я тоже.
Парни посмотрели на меня, ожидая ответа.
— Тебе что-то не нравится? — удивился Мех.
— Нет, всё нормально, я тоже в деле.
— Ты замялся.
— Просто не ожидал, что ты предложишь такое мне.
— Радуйся, — усмехнулся здоровяк, — Фактически, у тебя одного есть опыт ведения боя против ИИ. Это был один из главных критериев, — пояснил он, поймав мой удивлённый взгляд.
— Значит, поэтому ты решил, что нас отправят на виртуальный полигон?
— Да. Это явно лучше, чем сходить с ума в изоляторах, верно?
— Согласен.
— Сразу поясню — кроме нас там будут и другие группы. Одна из нациков, — Мех вздохнул, — Одна из зелёных…
— Этих неженок? — присвистнул Степняк, — Во дела!
— Не перебивай старшего! — Мех отвесил казаху лёгкую затрещину. Впрочем, это в его понимании она была «лёгкой». А на деле тот едва не свалился со скамьи, в последний момент успев ухватиться за моё плечо.
— Кроме нас и «зелёных» туда же отправят и группу «красных».
— Ты шутишь? — удивился я, но авторитет только покачал головой.
— Какие уж тут шутки. Сам удивился, когда узнал. Никогда не слышал, чтобы их брали в качестве подопытных на такие мероприятия. Бывало, отправляли к потрошителям, но оттуда вроде как никто и не возвращался обратно. Но чтобы пускать этих психов в виртуал вместе с другими людьми — такое на моей памяти происходит впервые.
— Занятно…
— Вот и я так подумал. Ладно, языками чесать будем после. Раз все согласны — я перетру это с начальником охраны. Вы двое можете идти, а ты, Сокол, задержись на пару минут, есть ещё одна тема.
Барон и Степняк отошли, а Мех, глядя в сторону, сказал:
— Мурлок мне рассказал, что ты в последнее время больше молчишь. Но при этом увлёкся географией.
— Есть такое, — нахмурился я. Не люблю, когда мне перемывают косточки за спиной. Если бы это сделал кто-то другой — ему бы сильно не поздоровилось. Но Мурлока я уважал, и более того — мы с ним до сих пор оставались сокамерниками и, если можно так сказать, приятелями. Так что он был одним из немногих, кто мог обсудить меня, не боясь за дальнейшую участь своего лица, — Вспоминаю места, в которых бывал. Без нейрочипа воспоминания… Теряют краски, так что я стараюсь восстанавливать в памяти то, что можно.
