у Алины сепсис, она бредит.
— А в чем проблема-то?
— Ты не поймёшь и не поверишь. Всё о-о-очень сложно, — начала оправдываться она, я повернулся, взял её за плечи и заглянул в глаза.
— Я пойму. Обещаю. Просто объясни в чем проблема? У тебя кто-то есть?
Черникова шумно фыркнула, а затем начала странно посмеиваться.
— Нет у меня никого. То есть один парень. Денис. Это инструктор с курсов экстремального вождения. Мы с ним пофлиртовали немного. Завтра должно быть первое занятие, а может быть даже свидание, но…
— Но идти ты не хочешь?
Она помотала головой и снова посмотрела на меня, как тогда в лифте, словно искала помощи и поддержки. А затем её слегка затуманенный взгляд сфокусировался на полке за моей спиной, через мгновение Черникова покраснела не то от стыда, не от злости.
— Это квас там?
— Ну да. Я хотел тебе сказать, но ты мне слова вставить не дала.
— Смотрел и ржал надо мной, да?
Я только закатил глаза. Опять все по кругу. Сейчас мы посремся и разбежимся по углам.
— Я не хочу больше ссориться. Можешь взять свою рыбу и садись смотреть со мной фильм.
— Наелась уже, спасибо, — бурчала Алина, но слегка поутихла, гладила пластырь на своем пальце и поглядывала на диван, оккупированный котом. — Полчаса посижу и пойду спать, мне вставать рано.
Я лишь пожал плечами и протянул ей пульт.
— Выбирай.
Черникова оказалась верна себя и сходу перешла в раздел ужасов.
Для нас двоих на диване осталось уже не так много места, и мы сели с краю, чтобы не тревожить кота.
Не следил за происходящим на экране. Раздумывал над её словами, пытаясь влезть в голову своей соседки. Безуспешно. Ей хорошо со мной, но есть какая-то странная причина, по которой мы не можем быть вместе. Это точно не работа, а что-то настолько фантастическое, что даже мне будет тяжело поверить. Кубик-Рубика, а не девушка. Никак не соберу её. Вроде одна грань уже во всю горит зеленым, а на других полнейший хаос.
Ей хорошо со мной, но на свидание она идёт с каким-то Денисом.
— Давай сделку, — подаю голос и жму на паузу, четко на там моменте, где с экрана таращится жуткая инфернальная монашка.
— Какую?
— Ты идешь на свидание с этим Денисом.
— Я и так с ним на свидание иду, Паш.
— Я не договорил. Ты идешь с ним на свидание. Прям такое полноценное свидание с поцелуями.
— О, разрешаешь мне поцеловать другого парня. Это у тебя фетиш такой, Парфёнов?
Терпеть. Когда-то же должна она всю эту желчь из себя выдавит уже.
— Целуешь его. Как только ты понимаешь, что со мной тебе лучше, ты приезжаешь сюда, и уже никаких отговорок, Черникова. Мы все решим.
Сам не понял, что сказал, надеюсь, она хоть поймет.
— Я должна поцеловать другого парня, чтобы понять, что я на самом деле влюблена в тебя? Многоходовка, Парфёнов, браво!
— Типа того.
— А если мне понравится целовать другого парня?
— Тогда квартира твоя и должность твоя. Я уволюсь и больше не буду попадаться тебе на глаза.
— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, Паша. Можешь уже писать письмо Терехову. Я прямо сейчас оденусь, выйду на улицу и первого встречного засосу ради такого.
— По рукам. Одевайся, — слишком спокойно сказал я.
Она блефует. Она же блефует, да?
Алина
Два ночи, и я мёрзну около подъезда. Рядом с преступно довольной мордой стоит Парфёнов и курит невидимую сигарету. Он издевается или нервничает сейчас?
— Сосательный рефлекс покоя не даёт, Пашенька? — едко спрашиваю его, когда он делает очередную воображаемую затяжку.
— Не отвлекайся, мы здесь чтобы на твой сосательный рефлекс посмотреть, — шутит в ответ Парфёнов, а когда до него наконец доходит смысл сказанного, то бледнеет и заходится кашлем. — Алин, я не то имел в виду.
— Ну, конечно. Дым не в то горло пошёл?
— Ты нарочно мне все эти ловушки расставляешь, Черникова? Сосательный рефлекс, не в то горло…
— Возможно.
Улыбается. И я заворожено смотрю на его губы. Не хочу я никого целовать, кроме него. Мне это и без всяких экспериментов понятно, но я зачем-то продолжаю играть в эту игру.
— Вон тот импозантный мужчина около баков, — Паша кивает на копающегося в мусоре бродягу в пиджаке.
— Импозантный… Из какого века это слово?
Он призадумался.
— Из того же, из которого ты позаимствовала фразы для своего письма.
Туше. Я то послание переписывала раз двадцать, пока умные мысли не пришли. Я даже в круглосуточную аптеку за таблетками ему сходила, идиотка.
— Моё письмо тут не причем, — обиженно буркнула я и собралась скрестить руки на груди, но Паша быстрее сжал мою ладонь.
— Ладно, найдём тебе другого. Не дуйся. Пойдём.
Парфёнов вёл меня по ночным улицам и на самом деле всматривался в редких прохожих. Не думает же он, что я реально буду сейчас с кем-то целоваться? Наша игра зашла слишком далеко.
Дёрнула его за руку, прежде чем на самом деле попросит какого-то парня поцеловать меня.
— Паш хватит.
— М? А что я делаю?
— Уже не смешно все это, — сказала с каким-то надломом в голосе и добавила совсем уж жалкое: — Пожалуйста…
Моё пожалуйста сработало совсем не так, как рассчитывала. Вернее, я как раз на это и рассчитывала, просто не ожидала. Паша остановился, повернулся ко мне и прижался своим лбом к моему.
— Что пожалуйста? — совсем тихо спросил, и я едва слышала его за гулом в висках.
— Просто пожалуйста, — повторила я, сделала шаг ему навстречу и тут же наступила ему на ногу, как близко он стоял.
— Пожалуйста нет, или пожалуйста да? — щекочущим шепотом спросил Паша, но не меня, а мои губы, потому что воздух от этих бесконечных “пожалуйста” дразнил меня, вызывал такую сильную жажду, что терпеть это мучение было уже невыносимо.
— Пожалуйста да, — ответила ему и зажмурилась, в ожидании, что на меня сейчас метеорит с неба свалится. Одно успокаивало, мерзавца Парфёнова я на тот свет с собой заберу.
— Нет, — отвечает мне, задевая губы и медленно отстраняется, оставляя меня задыхаться от негодования и желания.
Я даже на цыпочки привстала в надежде урвать своё заслуженное. Только Паша уже не коротышка и выше меня на голову.
Смеётся, наблюдая за моими тщетными попытками, и чувствую себя в этот момент ужасно глупо. Хочу стукнуть его, наговорить гадостей, обнять. Почему сейчас, когда я готова открыться этому пагубному чувству, он сбегает? Мстит? Победил?
Мысли мечутся в какой-то безумной лихорадке до тех пор, пока Паша не сжимает мою руку и не произносит
