— Да будет так! — громко воскликнул он.
Словно бы в подтверждение того, что само небо благоволит к этому союзу, раздался призывный звон колокольчика, означавший, что дистилляция завершена. Перегонный куб, стоявший в самом конце большой комнаты, самый низкорослый из всех кубов, вздохнул словно живой и выпустил остатки пара. Новоявленные Преторианцы во главе с паном Платоном подошли к перегонному кубу. Пивовар осторожно снял верхнюю крышку, отвинтив один за другим три вентиля. Все с любопытством заглянули внутрь куба. Там, на самом дне, лежал небольшой комочек что-то вроде грецкого ореха. Цвет у нового вещества также был светло-коричневым, с золотистыми переливами.
— Что это? — тихо, словно боясь, будто вещество услышит и обидится на него, спросил у пана Платона трактирщик.
— Не имею понятия, — так же тихо ответил мастер, нагибаясь и беря обеими руками вещество. — Наверное, это Prima Materia, которую упоминал Аристотель.
Он вынул из перегонного куба удивительный продукт четвертого дня Великого Делания и торжественно передал его трактирщику. Тот, внимательнейшим образом рассмотрев вещество, пустил его далее по кругу, пока оно не вернулось обратно к пану Платону. Мастер уже приготовил деревянную шкатулку, вынутую из недр мантии, в которой у учителя, по меткому замечанию Йошки, чего только не хранилось. Спрятав драгоценнейшее вещество обратно в недра мантии, Платон Пражский обратился к трактирщику:
— Уважаемый пан Паливец, а неплохо бы было после многотрудного дня и поужинать.
— Совсем неплохо, — обрадовался такому повороту трактирщик; который уже давно испытывал ощущение голода, но боялся предстать перед остальными новоявленными Преторианцами невеждой, думающим только о первичных инстинктах и забывающим о высоком.
— А под ужин и пиво! — воскликнул пан Жбанек, доставая из погреба большой бочонок с собственноручно сваренным напитком. — Вот, самое наилучшее.
— Ты небось в него и порошка счастья не пожалел? — ехидно спросила пивовара веселая Катаринка.
— А как же, милая панна, отсыпал от всей души, — отозвался пан Жбанек, хохоча так, что его огромный живот просто ходуном заходил.
Преторианцы направились через площадь к постоялому двору, оживленно беседуя по дороге. Проходя мимо костела, все они словно бы по команде замолчали и повернули головы в сторону раскрытых настежь дверей. В дверях костела стоял высокий отец Антоний в праздничной сутане, перед которым столпился немногочисленный люд Городка. По правую руку от священника маячила ссохшаяся фигура угольщицы. Старуха, завидев весело идущих Преторианцев, подняла ссохшуюся руку и, указав на них, заверещала своим противным визгливым голосом, постоянно переходя на крик:
— Христиане! Вот те безбожники, о которых вам вещал отец Антоний! Вот они — нехристи!
Все разом повернулись к Преторианцам. Лица у людей выражали явно не те чувства, кои хотел достигнуть своим особым пивом пан Жбанек.
Преторианцы немного замедлили свой ход. Да они и не смогли бы пройти мимо, потому что толпа, сгрудившаяся у ступенек костела, хоть и была немногочисленной, сумела-таки перегородить им путь к трактиру.
— Если мы такие нехристи, то будь любезна, расскажи, как ты выкапываешь из могил мертвецов, чтобы их потом съесть, — неожиданно для всех встрепенулся Йошка, выступив из стройной шеренги Преторианцев и бесстрашно подойдя к старухе.
Угольщица заворчала и, пригнувшись, засеменила прочь от толпы, в которой люди испуганно зашептались, теперь уже переметнувшись к Преторианцам.
Видя подобное, священник вступил в словесную битву с противниками.
— Братья и сестры! — зычным голосом обратился он к собравшимся у подножия храма. — Это святотатцы! И к тому же еретики!
— Мы не еретики! — тут же отреагировала Анна, жена трактирщика.
— Да! — поддержал жену пан Паливец. — Мы даже все посты блюдем неукоснительно, как бы тяжко нам, с нашими обширными желудками, это не было трудно!
Всеобщий смех потряс собрание. Люди, услышав о многотрудности поста и глядя на упитанных пана Паливеца и его жену, добродушно смеялись, совершенно не собираясь нападать на них, как бы к сему ни призывал отец Антоний.
— Кстати, раз уж вы здесь, ваше преподобие, — обратился к приходскому священнику бургомистр, подходя к нему и позвякивая цепью с медалью, — то будьте любезны ответить на несколько вопросов относительно ночного инцидента у домика алхимика, который вы собирались совместно с угольщиком обокрасть. Итак…
Возмущению жителей славного Городка не было предела. Как, среди них завелся вор! Да еще и священник. Надо напомнить уважаемому Читателю, что в Городке никогда прежде не происходило никаких преступлений. Исчезновение пана Новотного вызвало всеобщий переполох, а тут еще и обвинение в краже.
Отец Антоний отступил и оказался в дверях костела. Только тогда он крикнул:
— Братья и сестры! Это грязная ложь! Неужели вы потерпите, что на ваших глазах светские власти схватят духовное лицо и подвергнут его пыткам, дабы принудить к признанию чужой вины как собственной?
На площади повисла тишина, которую нарушил уже пан Платон. Он подошел к засомневавшемуся было пану Игнату и сказал:
— Люди добрые, вы уже знаете, кто я. Я — королевский следователь, прибывший в ваш славный Городок по личному распоряжению нашего достопочтимого короля Рудольфа II. Насколько я понимаю, об аресте преподобного отца Антония и речи не идет. Пан Игнат хочет лишь задать ему ряд вопросов — и все. Причем прямо при вас, чтобы никто потом не говорил о каких-либо пытках. Пан Антоний, вы готовы ответить на вопросы пана бургомистра? — обратился он самым вежливым тоном к священнику.
Ответом был громкий стук закрываемых в костел дверей. Отец Антоний счел должным спрятаться от нежелательных вопросов.
Первым хмыкнул пивовар. Затем ему вторил его лучший друг, пан Паливец, хмыканье которого подхватила жена. И вот уже вся площадь, все люди один за другим хмыкали, не зная, как еще можно выразить свое отношение к из ряда вон выходящему поведению приходского священника.
— Друзья мои, продолжим наш путь, — предложил пан Платон, и вся компания направилась дальше к постоялому двору, где их уже ждал плотный ужин.
Уже на подходе к владениям пана Паливеца бургомистр отвел мастера в сторону и шепнул ему на ухо:
— Пан Платон, я уж и не знаю, но только очень уж я робок. Да и не всегда стою на вашей стороне. Вот и сейчас засомневался, правда ли отец Антоний виновен. Вы ведь не прогоните меня из Преторианцев?
Королевский следователь внимательно посмотрел на пана Игната своим мудрым взором и молвил:
— Ни в коем случае. Это ведь хорошо, что вы сомневаетесь, пан Игнат. Такова ваша натура — все подвергать сомнению. Главное, что вы не сомневаетесь в благородстве нашей общей идеи.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой пан Платон и Йошка подвергаются ночному нападению вора, а также находят «Алый Гримуар Орфея» посредством пятого этапа Великого Делания, от которого мастер приходит в некоторое замешательствоПосле плотного ужина, затянувшегося глубоко за полночь, королевские следователи отправились в свою комнату, где тут же улеглись на кровати и предали себя в руки Морфея. Всплыл месяц. Это была уже не та худосочная узкая полоска бледного света, что показывалась в ночном небе в самом начале Великого Делания, а большой, прямо-таки огромный месяц, перешагнувший половину своего роста, а оттого полновесно осветивший все кругом.