сына и невольно улыбаюсь. Он будет хорошим отцом, самым лучшим.
Через два часа к нам вышел врач. Я все ждала каталку, на которой будет лежать бледный Руслан, но его не выкатили. Сердце сжалось, его будто в кулаке кто зажал. Врач устало стаскивает голубую шапочку с головы, а я готова рухнуть на пол от страха.
− Все хорошо… − шепчет Эля, − доктор улыбается.
Да, улыбается…
− Операция прошла успешно, − говорит мужчина, − прогнозы даже можно строить, все двигательные функции в норме, зрение должно вернуться, как отек спадет. Это случится дня через три, когда будем выводить пациента из искусственной комы. Сейчас он в блоке реанимации…
Темнота обрушилась на меня. Кома… такое страшное слово…
− Катя, − слышу строгий голос сестры Руслана, − Катя, давай, открой глаза!
Открываю, возле меня несколько человек. В нос суют вату с нашатырем, сама я лежу на скамейке в том же коридоре. Чуть прояснилось в голове и порываюсь встать, но меня удерживают.
− Руслан жив, и скоро будет здоров… кивни, если понимаешь меня, − требует мой лечащий врач. Киваю. Слезы текут из глаз, Эля вытирает их ватой. Вот как она может быть такой спокойной?
− Эля… он же в коме… − шепчу, хватаясь за ее руки. Мне нужна опора. — Я хочу увидеть его.
− Кома специальная. После такой операции пациента почти всегда вводят в искусственную кому, чтобы ограничить активность головного мозга, − Эля говорит тихо и медленно, чтобы до меня доходил смысл слов. Приходится напрягать слух, чтобы не упустить хоть слово. Даже слезы высыхают. — Ну поспит братец пару дней, а то слишком активный он у нас.
Она даже смеется, и меня отпускает. Значит и правда, все хорошо.
− Я хочу к нему, − прошусь, приподнимаясь со скамьи с помощью медсестры, которая принесла чемоданчик с красным крестом. — Пожалуйста…
− Не сегодня, Катюша. Сейчас за Русланом ухаживают, настраивают аппаратуру. Вот завтра с утра тебя к нему пустят. А сейчас у нас два варианта — либо к маме в палату и тоже поспать, укольчик поставим. Либо домой.
Домой не хочу, одна. Иду в палату к маме Нике и укладываюсь на соседнюю кровать. От снотворного отказываюсь, не хочу потом долго приходить в себя, после такого сна. Мне удается самой заснуть.
На другой день рано утром я у Руслана в палате реанимации. Меня одели во все стерильное, велели ничего не трогать. Он лежал на боку, весь в трубках и проводах. Села рядом на стул и сначала просто смотрела в бледное любимое лицо. Потом решилась взять его руку, свободную от аппаратов.
Хочу, чтобы он почувствовал мое тепло. Я рядом. Целую теплые пальцы. Он будто спит, запутавшись в паутине проводов. Я теперь все знаю про такую кому. Она специальная, дает мозгу восстановление. Послезавтра Руслана будут будить и тогда станет ясно, все ли как прежде, или … думать не хочу, что может быть что−то не так.
− Я тебя люблю, мой родной… мы тебя ждем… я хотела на первое Узи с тобой пойти… то есть, первое уже было, там, дома. А сегодня пойду на учет вставать к Эле. У нас все хорошо, не переживай…
Я говорю и говорю, надеясь развеять тоску от больничной атмосферы. Мне хочется забрать моего любимого мужчину прямо сейчас отсюда и увезти домой, в горы. Там безопасно. Там ничего не болит и тоски нет.
Вскоре меня выгоняют из палаты, и тогда я иду к сестре Руслана. Она уже ждет меня, чтобы поставить на учет по беременности. В кабинете сидела и мама Ника, всхлипывала.
− Как там мой сыночек? — кинулась ко мне, я улыбнулась, чтобы не пугать женщину.
− Спит Руслан, отдыхает… сказали, послезавтра будить будут, − говорю спокойно.
− Мамулечка, если обещаешь не плакать, я тебя отведу к Руслану, − Эля протягивает мне направление на анализы, − пока Катя сходит по назначениям.
− Ой, нет… я не смогу не плакать, что ты, меня не знаешь? — машет руками на дочь мама Ника. — Лучше дождусь, пока мой сыночек очнется… бедный мой мальчик, за что ему такое несчастье…
− Мамочка, успокойся. А то я тебя отведу к Данилычу, а он тебя запрет в клинике недели на три, не меньше.
Мама Ника замолкает и поглядывает на Элю с обидой. Интересно, что это за Данилыч такой, страшный. При случае надо будет спросить.
А пока, я официально иду сдавать анализы, чтобы подтвердить, что моя первая беременность развивается нормально. Надеюсь, у нас с Русланом будет не один малыш, а несколько.
Вот только пусть поправится быстрее…
Когда все сдала, Эля велела отправляться домой и не зацикливаться на том, что случилось с Русланом. Жизнь продолжается, и не надо тратить понапрасну нервы, сказала она. Врачи знают, что нужно делать, и делают это профессионально.
Иду к лифту, действительно, не жить же теперь в клинике. Приеду вечером. Вероника Сергеевна ушла чуть раньше, чтобы зайти в аптеку на первом этаже. Размышляю, где здесь аптека, чтобы тоже купить себе успокоительное, которое прописала Элина.
И тут сталкиваюсь нос к носу с бывшим и его пассией. Вид счастливой семейки бесит неимоверно. У них−то все хорошо, идут и смеются. Не смогла просто пройти мимо. Преградила им путь. Я впервые видела сына моей племянницы. Малыш хорошенький, но точно на «отца» не похож. Из−под тонкой шапочки вьются огненно−рыжие волосики.
− Не ожидала, что ты сломаешь мою семью, гадина, − смотрю на свою племянницу, которая прячется за спину моего бывшего мужа, державшего на руках трехмесячного малыша. — Когда я тебя проглядела?
− Я дала Степушке то, что ты дать не смогла! Сына! — делает выпад Юля и снова прячется.
«Чьего сына ты ему дала?» − рвется правда наружу.
Я знаю одну тайну, но не скажу. Пусть Степушка воспитывает чужого сына. Кара за предательство.
Вдруг понимаю, что не хочу больше ничего говорить. Не достойны они моих слов. Стоят друг друга. Степа тоже закусил губу.
