Марк догадается принести мне полотенце или придётся
выходить из ванной аки Венера из пены морской?
Марк догадался, причем всего минут через пятнадцать . Я
специально не стала закрываться, но лежала в пенной бурлящей
джакузи с закрытыми глазами, так что упустила момент, когда он
заглянул.
- Ты в порядке?
Лениво приоткрыла правый глаз, оценила степень обеспокоеннoсти
его лица и устало усмехнулась. Неужели думал, что решу утопиться?
Пф! Самоубийство в мои планы не входит.
- Относительно. Буду благодарна , если принесёшь полотенце и
какую-нибудь свежую рубашку.
Мужчина отрывисто кивнул, скрылся за дверью, но вернулся
буквально через минуту, принеся всё необходимое. Положил на край
раковины, вновь окинул меня обеспокоенным взглядом и глухо
предложил:
- Спинку потереть?
Немного озадачилась предложением, но затем поняла, что смотреть
надо не в лицо, а ниже пояса. Ну, всё верно. И чего я удивляюсь?
Прикрыла глаза, что бы не выдать неуместного веселья, и сдержанно
согласилась.
- Минут через десять . Хорошо? Давно хотела поваляться в
джакузи…
Εсли бы не следила за ним через чуть приоткрытые глаза, ни за что
бы не услышала, как он вышел. Ну что? Время пошло? Засекаем
вплоть до секунды? Почему-то стало так смешно, что пришлось
буквально давиться смехом, чтобы он не вырвался наружу. Не поймёт
ведь.
Я не взяла в ванную ни часов, ни телефона, но по моим внутренним
ощущениям прошло немного больше десяти минут, когда Марк
вернулся. Уже без рубашки, но всё ещё в брюках, под которыми до сих
пор всё крайне однозначно.
Мне уже пора бояться или уже поздно?
Неосознанно залюбовалась его шикарным телом, xoтя и видела его
буквально вчера. Но разве можно отказаться от такого по доброй воле?
И почему в комплекте зачастую следует паскудный характер? Но, судя
по итогам переговоров, в моём случае всё не так однозначно, как
казалось… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
Цербер согласно кивнул и охотно подставил жопку под пенную
мочалку. Волков намывал меня с душой, чувствовалось, что он
подошёл к делу ответственно. Плечи, руки, спина, задница, ноги – судя
по всему, Марк не знал полумер и решил вымыть меня всю, начав с
тыла. Закончив, требовательно развернул и приступил к фасаду, но на
этот раз понежнее, особенно в зоне груди и живота.
В какой-то момėнт мытьё превратилось в ласки и вот по мне уже
скользит не мочалка, а пенные руки. В пене всё: ванна, я, Марк, пол…
Это почти что пенная вечеринка, но для двоих. Желание скользит
следом за его ладонями, накапливается под пальцами и бродит по телу, покалывая иголочками в самых чувствительных местах. Волков нежен.
Так нежен, как никогда раньше. Не спешит, хотя я точно знаю, что его
пальцы подрагивают на моих бёдрах не от слабости, а от җелания.
Горячие губы обжигают, язық холодит. Ему наплевать на пену, ведь
под ней я. Я понимаю его всё меньше, ведь это невозможно –
относиться ко мне так трепетно после всего, что я натворила (и что
ещё не натворила!), но здесь и сейчас, кажется, что ему плевать на всё, кроме меня и моего удовольствия. Почему-то для него оно намного
важнее своего.
Я не понимаю его… И боюсь. Боюсь себя, своих ответных чувств, которые только–только зарождаются. Им не место между нами, ведь
это не любовь, а тупая похоть, но… Цербер капитулирует первым, а у
меня не остается сил держать оборону самостоятельно.
Марк целует меня в губы. Впервые за всё время. Это ошеломляет.
Настолько, что я отстраняюсь рывком и смотрю на него широко
распахнутыми глазами. В ответ лишь усмешка. В ней лишь капля
высокомерия и властности, но куда больше жажды и обычного
понимания.
И я сдаюсь. Не понимаю его сейчас, но мне плевать . Οн самый
лучший из всех моих любовников, и я готова позволить ему больше.
Но только сейчас.
Тёплые струи воды из душа смывают пену, Марк собственноручно
закутывает меня в полотенце и несёт на кровать. Его брюки мокрые
насквозь, но он снимает их лишь после того, как я оказываюсь в
постели.
И снова целует. В губы. Не атакуя и не сминая, а нежно исследуя и
приглашая встретиться на равных. Я уже давно ни о чём не думаю.
Понимаю – бессмысленно. Вместо этого я охотно льну к этому
странному мужчине и позволяю любить себя до умопомрачения. До
судорог,