шампанским и уточнил:
— По рукам?
И я, подхватив свой напиток и прикоснувшись краем фужера к фужеру Ларина, кивнула:
— По рукам.
Глава 39
Первое заседание суда для меня прошло, как в тумане. Если бы не адвокат, наверно, я просто сошла бы с ума от волнения, которое доводило меня едва ли не до обморока. Перед глазами все плыло, на вопросы я отвечала невпопад. А от выражения лица Николая, который был зол и настроен настолько решительно, что, пожалуй, никто бы не смог сдвинуть его с места в желании забрать себе нашего сына, мне стало окончательно нехорошо.
И только те слова, что сказал мне Ларин, его предложение, которое могло вернуть мне Никиту, если бы суд все же принял решение оставить его с Колей, поддерживало во мне силы.
— Настя, не переживайте, — сказал мне Любавин, когда мы покинули здание суда и направились к его машине. — Кажется, пока все не так плохо. Вам нужно дождаться прибытия сотрудников опеки. Я думаю, что если их удовлетворит то, что они увидят, конечно же, ваш сын останется с вами.
Я с благодарностью кивнула, когда Матвей помог мне устроиться на пассажирском сидении, и стоило Любавину сесть за руль, чтобы отвезти меня домой, ответила:
— Если только Николай не нашел деньги и не подкупил сотрудников опеки.
— Это вряд ли. Насколько я понимаю, ваш муж не настолько уж богат.
Он растянул губы в улыбке и, вырулив на шоссе, поехал в сторону Даринкиной квартиры. Слова Любавина хоть немного, но меня успокоили. Несмотря на то, что Коля всем своим видом показывал, насколько уверен в победе, борьба за сына только начиналась.
— Ну как там? — тут же с порога ко мне бросилась Зоя Владимировна.
Она переживала не меньше моего. Еще бы — Никита был для нее как внук, она не могла смириться с мыслью, что у нас его могут отобрать.
— Пока не знаю, — призналась, разувшись и раздевшись в прихожей. — Но адвокат говорит, что все шансы у меня есть.
— Вот и я так думаю, — заверила меня Зоя Владимировна. — А теперь давай чаю выпьем, успокоиться тебе нужно, вон какая бледненькая.
Я прошла на кухню, подхватила на руки сына и, усадив его на колени, прижала так крепко, что все земные силы не смогли бы его у меня забрать. Уткнувшись в макушку, вдохнула родной аромат. Сейчас, когда меня буквально подбрасывало от эмоций, я задавалась вопросом: «Не стоило ли согласиться с тем, что предлагал Николай?» Конечно, он бы не получил меня в качестве жены обратно, как на то надеялся, но я была бы при сыне, а опасность расстаться с ним хотя бы на время исчезла. А дальше я бы что-то обязательно придумала.
Я тут же одернула себя — достаточно и того, что я уже позволила сделать в мою сторону. Больше не пойду на поводу у людей, которые считают, что могут играть моей судьбой и судьбой моего ребенка.
«А как же Ларин? — тут же заговорил внутренний голос. — Он ведь тоже хочет сделать тебя частью шахматной партии, которую затеяла вовсе не ты».
На память пришли его слова о том, что мы будем партнерами в этом лже-браке, который он мне предложил. Я уцепилась за это, как утопающий за соломинку. С тех пор, как произошел наш разговор о псевдо-свадьбе, мы с Олегом не виделись. Он уехал куда-то в срочную командировку, так что обсуждение этого вопроса пришлось отложить, но теперь, когда я на собственной шкуре почувствовала всю степень серьезности намерений Николая, уже знала, что отвечу Ларину.
Согласие с его планом было единственным моим шансом. И я собиралась сказать Олегу — да.
* * *
Она не пошла у него на поводу. Решила, что сможет его обыграть. Маленькая хитрая гадина. Ничего, он еще покажет его, каково это — перечить собственному мужу.
Войдя в квартиру, где теперь жили Кира с детьми, Коля остановился и прислушался. Тишина. Чудеса — ведь обычно гвалт, который способны были создать вокруг себя Вика и Маша, был слышен на всю Ивановскую. Ушли гулять, что ли? Впрочем, плевать. Как раз побудет в тишине и выпьет пару бокалов коньяка.
В последнее время Николаю было тяжело оставаться одному в квартире матери. Она все снилась ему и снилась. Стояла рядом с кроватью и смотрела с укором. А потом молча уходила и исчезала. Потому как-то самим собой разумеющимся стало то, что он все больше времени проводил в том жилище, где раньше уют создавала Настя, а их с нею сын не носился, как сумасшедший повсюду, а вел себя воспитанно и сдержанно. Тем острее был контраст того, как вели себя его дочери и Кира.
Последняя все чаще встречала его с работы непричесанная, в мятой одежде. И вечно что-то ела, да так, что из коренастой и крепкой начала превращаться в расплывшуюся толстуху.
Николай прошел на кухню, вынул из шкафчика початую бутылку и бокал. В холодильнике обнаружились какие-то полупустые кастрюли, в которые он заглянул лишь мельком, и подсохший лимон. Его-то он и взял в качестве единственной закуски, которая могла полезть ему в горло.
Налив себе порцию коньяка, Коля устроился за столом, но выпить не успел. Его взгляд упал на прямоугольник бумаги. Записка — догадался Николай. Все же опорожнил бокал, а у самого сердце забилось радостно. Может, Кира с девочками решили вернуться в деревню? А что, друзей у них там много, перекантуются как-нибудь.
Но в послании нашлось совершенно иное. Сначала на стол приземлилась тонкая полоска, взяв которую, Коля убедился в том, что это — положительный тест на беременность. А следом он прочел:
«Я беременна. Мы с девочками пошли в кино, потом в пиццерию отметить это. Когда вернемся, хочу знать ответ на вопрос: готов ли ты отказаться от своей Насти и сына и строить крепкую семью с нами? Кира».
Прочитав это, Николай чертыхнулся. Его рука сама по себе потянулась к бутылке снова.
Глава 40
— Я не поняла… ты праздновал, что ли, Коль?
Кира, раскрасневшаяся с мороза, и, похоже, довольная собой настолько, что стала светиться, как новогодняя гирлянда, появилась на пороге кухни, когда Николай приговорил коньяк и уже подумывал спуститься за добавкой в магазин, что работал двадцать четыре часа.
В прихожей уже балагурили девочки. Старшая прикрикивала на младшую, когда та топала ногами, видимо, отряхивая от сапог снег.
— Не праздновал, — отрезал он, поднимаясь на ноги и чуть покачнувшись. —
