осторожное предположение о произошедшем, но нельзя использовать это предположение в качестве весомого аргумента против документальных свидетельств.
Эта методологическая ошибка (опровержение фактических данных умозрительными историческими реконструкциями) стала характерной для исследований Нового Завета и во многих случаях послужила причиной разделения библеистов на консервативных и либеральных. Я считаю, что реального выхода из сложившейся ситуации нет и не будет, пока мы не обратимся к решению этой конкретной проблемы.
Когда же к спекулятивной исторической реконструкции добавляют экстравагантные методы критики форм, рождаются еще более спекулятивные идеи[193]. В качестве примера приведу слова Рудольфа Бультмана. Разбирая притчу о десяти девах (Мтф. 25:1–13), после вступительных замечаний он пишет: «Какой была первоначальная притча, определить уже невозможно. Ее содержание — задержка парусии — также указывает на то, что это вторичная редакция»[194]. Таким образом, в результате слияния наименее оправданных элементов критики форм с наиболее спекулятивной исторической реконструкцией возникают критические суждения, абсолютно лишенные основания.
2. Ошибочные предположения о причинно–следственных связях
Неверное определение причинно–следственных связей ведет к неверному объяснению причины события. Фишер приводит большой список ошибок[195], среди которых есть следующие:
— post hoc, propter hoc (лат. «после этого значит вследствие этого»), то есть «если событие Б произошло после события А, значит, Б произошло по причине А»[196];
— cum hoc, propter hoc (лат. «вместе с этим значит вследствие этого»); эта ошибка «подменяет взаимосвязь и причинность»[197];
— pro hoc, propter hoc (лат. «следствие раньше причины»)[198];
— ошибка редукции, которая «при объяснении причинности сводит сложное к простому, разнообразное к единообразному»[199];
— ошибка подмены цели и причины, которая «подменяет логическую последовательность причинностью, и наоборот»[200];
— ошибка подмены ответственности и причинности, которая «создает путаницу между этикой и действием, лишая смысла и одно и другое»[201].
Несложно найти эти и другие ошибки в работах исследователей Нового Завета. Учитывая, что, согласно Эдвину Ямаучи и другим авторам, у нас нет достоверных данных о том, что гностицизм достиг своего расцвета уже в дохристианском периоде[202], напрашивается вывод: громадное количество связей, которые прослеживают библеисты (в особенности из школы сравнительного религиоведения), считающие христианство ответвлением гностицизма, не что иное, как примеры pro hoc, propter hoc, наихудшей разновидности причинных ошибок. Конечно, если подходить к этим идеям с более снисходительной позиции, то можно сказать, что авторы на самом деле верят, что гностицизм предшествовал христианству, следовательно, прослеживаемые ими связи не являются примером ошибки «следствие раньше причины». Но даже с этой точки зрения, до тех пор, пока связь не будет доказана, большинство предположений подпадают под категорию post hoc, propter hoc.
В работах евангельских христиан часто встречается ошибка cum hoc, propter hoc. Например, приводятся такие рассуждения: проповедуя в ареопаге (Деян. 17:22–31), Павел ошибочно избрал философский подход вместо библейского; впоследствии он признал свою ошибку в Первом послании коринфянам, где написал, что в Коринфе, куда он направился после Афин, рассудил быть незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого (1 Кор. 2:2). Подобное толкование не только искажает смысл проповеди Павла и замысел Луки, но и связывает информацию из двух отдельных источников и необоснованно устанавливает причинно–следственную связь: якобы, потерпев поражение в Афинах, Павел принял решение держаться своей изначальной стратегии. Между этими событиями действительно есть географическая и временная связь (Павел на самом деле отправился из Афин сразу в Коринф), но нет ни одного намека на причинно–следственную связь.
3. Ошибочный анализ мотивов
Наиболее полно этот вид ошибок описал опять же Фишер[203]. Ошибки мотивационного анализа можно считать подвидом причинных ошибок: «Объяснение мотивами можно рассматривать как особый вид причинного объяснения, в котором следствием является обдуманное действие, а причиной — породившая его мысль. Или же, если не прибегать к понятию причинности, такое объяснение можно представить как утверждение о закономерности поведения»[204].
Я не буду перечислять множество этих ошибок. Все они объясняют исторические события как результат личного выбора и личных предпочтений. В худшем случае они являются попыткой психоанализа одного или нескольких участников события в прошлом, которых опросить уже нельзя и о которых мы знаем лишь из обрывочных сведениях о самом событии.
Чаще всего ошибки при анализе мотивов сегодня совершают библеисты, осуществляющие критику редакций Нового Завета. Считается, что у каждого нового редакционного изменения должна быть причина, и на поиск этих причин затрачивается огромная творческая энергия. Опровергнуть результаты такого исследования труднее всего, но если не брать случаи, когда сам текст дает достаточные сведения для ответа на поставленный вопрос, то, как правило, найденные причины редакции — лишь спекулятивные догадки исследователя. Например, поскольку Роберт Гандри считает, что история рождения Иисуса в Евангелии от Матфея была написана под влиянием истории в Евангелии от Луки, ему приходится объяснять каждое изменение. Волхвы поклоняются Иисусу в доме (2:11–12), а не в хлеву, потому что хлев является «неподходящим местом для того, чтобы достопочтенные волхвы [несмотря на то, что Гандри не верит в их историчность] поднесли царю свои дорогие приношения»[205]. Иными словами, Гандри просто утверждает, что Матфей заменил «хлев» на «дом» из богословских соображений. Понятно, что Гандри не телепат и не может читать мысли Матфея, он может делать свои выводы только на основании самого текста евангелия. Однако он, опираясь лишь на определенную критическую теорию, берется разъяснять ход мыслей и мотивы Матфея, побудившие его внести это предполагаемое изменение, а также буквально тысячи других изменений. Я не готов принять результаты подобного исследования[206].
4. Понятийная параллеломания
Это аналог лексической параллеломании, которую я рассматривал, когда говорил об ошибках, совершаемых при толковании слов. Мойзес Силва приводит некоторые примеры из книги Эдит Гамильтон о греческой культуре[207]. Она описывает трагедию Софокла словами: «Вот, иду… исполнить волю Твою» (Евр. 10:7; Пс. 40:6–8), а слова в Еф. 6:12 («ибо борьба наша не против плоти и крови»), по ее мнению, являются иллюстрацией того, что самые ожесточенные конфликты — это те, в которых «одна сторона истины отстаивается за счет подавления другой»[208].
Понятийная параллеломания особо притягательна для специалистов в определенной сфере знаний (психологии, социологии, некоторых областях истории, философии, образования), чье знание Писания находится на уровне хорошей воскресной школы. Многие из этих людей являются глубоко верующими христианами, стремящимися сделать Библию актуальной для своей дисциплины. Но они дают завышенную оценку своим знаниям
