гладкой поверхности стены.
— А теперь, — он развернул ко мне свой комп. — Видишь, я получаю запись всего, что мы говорим.
— А извлекать как?
Хайг снова подошёл к стене и подставил руку:
— Бинго! — крикнул он снова. Выглядело забавно, но жидкий металл снова собрался у него в ладони. — Подожди, подожди, это ещё не все!
Он резко подскочил и приложил чип к моей руке, крикнув «Бинго».
— А можно так не орать? Или это обязательное условие? Будет трудновато оставаться незамеченным.
Чип растворился в руке, я почувствовал лишь укус пчелы, больно, но место «укуса» было абсолютно чистым и гладким.
— Бинго! — тихо прошептал откровенно кривляющийся Хайг, и шарик выпал ему на руку.
— Ты хочешь сказать, их не засекут системы?
— Это же органика. Только если запустить полное сканирование в медицинском модуле.
— Это твоё голосовое управление… А если рядом кто-то вскрикнет «бинго»? Из стены посыпятся все наши чипы?
— Нет, только если это сделает тот же голос, который подсадил его туда. На другие реагировать не будет. Так, у нас тут пятнадцать штук ищеек, я их так назвал…
Голову пронзила резкая боль. «Ищейка, ищейка, ищейка». Пульс участился, дыхание стало шумным и тяжелым. Что-то опять из прошлого. Пора перестать на это реагировать. Из тумана и шума моего собственного пульса снова стал выплывать голос радостного Хайга:
— …а вот эти вот она должна будет растворить в любом коммуникаторе. Информационная панель, хоть трансформатор пусть найдет. Это легко. Алё, Гайл, ты здесь?
— Да.
Всё уже прошло.
— Значит, Дженри может пронести чипы буквально в себе. В своей руке.
— Да. Если не уронит.
— Так, давай пробежимся по персоналиям, — я ещё никогда не видел у Хайгона такого горящего взгляда. Ни когда он общался с клиентами, ни когда подбирал новых кирит, которых очень даже любил. Но на своём месте он был именно сейчас, как и я был на своём, когда стоял перед толпой и тренировал бойцов. Нас хотели этого лишить, но жизнь сама возвращала всё на свои орбиты.
Итак, Лланнаргон Ханнари был действующим избранный главой верхушки «Данайган. Системз», состоящей из двадцати одного члена. Вместе с членами всех семей выходило под сотню человек. И как на самого главного Главу мы предварительно возлагали на него основные подозрения в заговоре. Конечно, можно было сразу предъявить обществу живого Тена, всех заключить под стражу, и устроить линчевание заговорщиков в прямом эфире. Покушение на императора — единственное, за что полагалась смертная казнь. И Тен был обязан устроить её публично, чтобы избежать дальнейших попыток.
Но Тенемхет не желал этого. Одна часть общества была истощена насилием, творящимся вокруг. Другая — восприняла бы массовое убийство номов лишь с воодушевлением и радостью, и даже — как прямой сигнал к революции. И в этот момент, обязательно должны были проснуться спящие ответвления династии Дейкаан со своими претензиями к слабости нынешнего правителя. К тому же в периоды просветления Тен отказывался верить в то, что в этом могла быть замешана буквально вся раса номов. Так не должно было быть. Даже статистически. В общем, не хотел бы я быть на его месте.
— Ладно, научи меня. Ты всё время бегаешь, у тебя есть время на всех, кроме меня. Научи меня, как не убивать.
— Сейчас?
— Ты всё равно уже проснулся.
Было около четырёх утра, и мои кошмары снова разбудили Аннарин, которая опять притащилась меня «поддержать». Я уже давно заметил, что за её жесткостью, мрачностью и сварливостью скрывалось доброе сердце, наполненное сочувствием буквально к каждому: к детям на улице, к животным, к умирающим старушкам и старым воякам с ПТСР и ночными кошмарами. И при этом, она без раздумий сворачивала шею любому агрессору при малейшей угрозе.
— Ладно, пошли на крышу.
— Смотри, позволь ему сделать удар. Дальше, по сгибу, ставишь на колени, а теперь, не шею сворачиваешь… да, нет же, в ухо, и локтём по шейному позвонку. Опять, нет, разворачивай к себе. Не трогай мою шею… нет. Это единственное, чему вас учили? Удар в горло. Пальцами, пальцами под брови. Мне только глаза не выкалывай. Давай, пробуй.
Я позволил «избивать» себя около двух часов. Когда в шесть ей уже пора было собираться на первые занятия к Дженри.
— Что ты испытываешь в этот момент? Когда вот так просто лишаешь человека жизни?
— Честно? Ничего. Абсолютная пустота внутри. Я просто не воспринимаю их, как людей. Не вижу ничего, что стоит за ним. Это просто бот. Помеха, которую нужно устранить так, чтобы она больше не встала за спиной и не создала новую угрозу. Врага нужно добивать.
Их так учили. Это было нормально в условиях жёсткой войны на уничтожение. Но не для уличных драк.
— Вот и ответ на твой вопрос. Ты не на войне, Аннарин. Ты на улице, своей улице. У себя дома. Те ребята, да, конечно, дураки и агрессоры, но по сути — твои соседи. У них есть матери и сёстры, о которых они заботятся. Ну, не у тех конкретно. У тех семей не было. Но это ничего не меняет. Ладно, всё это слова, которыми трудно бороться с базовыми инстинктами. Доводи до автоматизма то, что я показал. Так, чтобы в критичной ситуации эта реакция была автоматической, а убийство — только в результате осознанного понимания необходимости. Давай, пока.
Девчонка ушла, когда на горизонте уже начал заниматься рассвет. В темноте на смежной крыше метнулась огромная тень, и я сразу схватил плазмоган. Это был не себит. К их постоянному незримому присутствию я уже почти привык.
— Выходи с поднятыми руками, — глухо приказал я, не хотел будить соседей.
Мужчина медленно выходил из тени.
— Номарх, Нейромать твою, ты что здесь ошиваешься? Я мог тебя грохнуть.
— Ты какой-то нервный.
— Что делаешь?
Тенемхет пожал плечами.
— Иногда прихожу посмотреть, как она здесь.
Я весело хрюкнул, но прикусил язык. Номарх наблюдал за всей нашей тренировкой и, видимо, следил, чтобы мы оставались в рамках приличий.
— Ревнуешь?
— Ну, ты же не монах. Вроде бы.
— Не монах. Просто у меня уже есть… — я запнулся.
— Кто? — Тенемхет ждал моего ответа со странной улыбкой.
Я смотрел на ярко-сиреневый рассвет.
— Не знаю. Кто-то.
Девчонка как раз снова вышла на крышу, забыв что-то:
— Кстати, Аннарин, познакомься…
— Ты о ком сейчас?
Я обернулся, за спиной никого не было. Ясно.
— Просто, новый знакомый.
— Кот?
— Ага.
Когда она снова ушла, моя спина сама собой врезалась в стену, оставив на ней серьёзную вмятину. Я висел, пришпиленный за шею огромной рукой номарха.
— Я же просил, чтобы она обо мне не знала.
— Тебя бы и мать родная не узнала, если б была жива. — Мой голос был чуть сдавлен.
— Думать буду я. Ты
