момент отключился. Ну а очнулся уже в смирительной рубашке в палате с психами.
Целый час я орал и извивался как змей. Требовал, дурак, чтоб меня отпустили, что вышла ошибка, что я нормальный. Грозился всех их вывести на чистую воду за издевательство над сотрудником милиции. Не знал тогда — молодой был, что больничка эта на «договоре» с Очисткой, ещё с тех недалёких времён, как у них проблемы начались — неугодных к стенке ставить.
И то подумать — хоть кого ведь можно психом объявить. Очень ведь удобно, и всё по закону! Достаточно одного свидетеля, который письменно подтвердит, что у человека приступы белой горячки, и он частенько пауков в банку собирает, а то и с чертями разговаривает. И — всё! И нет человека! Увезли бедолагу на излечение! На всю оставшуюся жизнь шизиком будут считать. Никто всерьёз не воспримет, и слушать не станет.
Он, наглец, в заявлении написал, что я кинулся на него с обвинениями в массовых убийствах! Ещё и с юмором оказался. Я ведь именно в этом и хотел его обвинить! Но кто же мне с тех пор мог поверить? А ему — да! Сотрудник Очистки ведь не может врать! Они ведь все до одного — борцы с несправедливостью, и за отчизну болеют днём и ночью! Носят ослепительно белые плащи, тогда как вокруг все в говне измазанные! Продыху не знают. Гнусная контора. Крысиное гнездо. Крутых орлов из себя корчили, а сами — даже не люди, а форменное дерьмо! Менты тоже не ангелы, но они хоть помогают на самом деле правопорядок поддерживать. Как говорится — вы воруете и хулиганите, а мы вас ловим, и в суд, за наказанием. Такой круговорот и идёт. Борьба с вечными пороками людскими, и по-другому не получится.
А Очистка — они ведь совсем под другое заточены. Люди их не интересуют совершенно. В их работе никогда не было ни капли благородства и порядочности. Выполняли только то, что хозяин прикажет. А хозяин приказывал только его охранять. Любыми средствами — обеспечу всем, чем нужно, в том числе и вашу душонку, лишь бы мои интересы блюли. Можно возразить, что кто-то ведь должен был это делать, всё равно. Типа — чем эти люди виноваты? Может идея и была достойной, да только со временем такие отребья туда впитались, что нормальным там уже и вмещаться стало некуда… Короче, я в больнице провалялся пару лет, и там мне в вены столько дряни разной влили, что я был уверен на все сто — вокруг моей койки только блистающая пустота без какой либо жизни! Честно признаться, был уверен, что это рай и есть.
Да так оно в дальнейшем и оказалось. А после больнички сколько лет ещё был настоящим сумасшедшим. Хорошо, было кому за мной следить, а то давно бы уж где-нибудь в подвалах обитал. Может, рано или поздно на вертел к тому же Мушкетёру бы и попался. Во была бы ирония судьбы, а?
В адекватное осознание пришёл уже в другом государстве. Так и не смогли охранить, ублюдки. Я, конечно, уже мало на что годен стал, так в сторожах и на инвалидности прозябал до тех пор, пока инсульт ноги не отобрал. Очень сильно повезло, что мои бывшие сослуживцы за квартирой следили — уцелела. Поселили в неё хороших людей, а когда я вышел, они не ушли — за мной ухаживали. Потом уже меняли да доплачивали, я вот в Афган и переехал, а у них своё жильё теперь. Родные стали. И за мной присматривает настоящий маркиз Карабас! Ванюша, как ты там? Чего притих? — он с улыбкой позвал мальчика.
Из соседней комнаты раздался задорный возглас:
— Дед, не мешай! Я «Бременских» смотрю!
— Ладно, ладно — молчу, — ответил он, и перевёл взгляд на гостя, — так что, Тимофей, вот такая история была в том пустом доме. С чертями или нет, вы уж сами решайте. И постарайтесь мою фамилию не указывать — мне лишние беспокойства не нужны.
— Ну само собой, Владимир Леонидович, — поспешил ответить Палинский, — как-нибудь изобразим всё мифологически, без имён, не беспокойтесь. И в заключение последний вопрос — как всё завершилось, вы не знаете?
— Что значит — завершилось?
— Ну, с Мушкетёром? Его поймали?
— Уважаемый, а это уже не моя история. Не знаю, как с ним всё завершилось. Знал бы, может, и рассказал бы.
— Владимир Леонидович, — не унимался Тимофей, — и что, Очистка — вот так, без особых усилий, могли расследования тяжёлых преступлений сворачивать?
— Молодой человек, у греков в древности существовало понятие Быка, и понятие Юпитера. Вы слышали о такой трактовке общественных отношений? Знаете, как оно звучит: «Что позволено Юпитеру, то не позволено Быку», — прищурившись, спросил Петренко.
— Да, читал про такое.
— Ну вот, раз знаете, то должны понять, что применительно к нашей жизни, Очистка и был тот самый Юпитер, ну а все остальные — это и есть Бык.
Тимофей развёл руками:
— Но это же не значит, что позволено безнаказанно убивать людей?
— Ещё как значит, они всю свою историю только этим и занимались! Приказ Властелина разрешал — Делайте что хотите, но я должен оставаться на троне, — с саркастической усмешкой проговорил старик, — Мушкетёр отлично знал, что свои его никогда не сдадут, и не бросят. Надеюсь, эта сука сгорит в аду.
Сказав это, он потёр ладонью лоб, и обратился к гостю с просьбой:
— Тимофей, вы меня поймите правильно, я уже устал. Прошлое тяжело вспоминать. Мне нужно отдохнуть. Давай прощаться, сейчас Маркиза кликну, — и громко позвал, — Ваше высочество, выйди к воротам замка, будем прощаться с гостем!
Звучание телевизора остановилось, и в прихожую вышел Ванюша-Маркиз собственной персоной, на этот раз в руке у него была пластмассовая палка от швабры, гарда которой была сделана из полиэтиленовой баночной крышки. «Это видать, шпага», — догадался Тимофей.
— Поклонись, — строгим голосом скомандовал маркиз.
Тимофей с серьёзным лицом наклонился в пояс. Петренко, глядя на важного «маркиза», изо всех сил сдерживал смех. Подойдя поближе, «вельможа» положил своё оружие склонившемуся гостю на плечо, и важным голосом объявил:
— Этой шпагой посвящаю тебя в рыцари-пажи! Отныне можешь подтирать мне попу, когда я покакаю!
— Я горжусь вашим доверием, маркиз! — серьёзным тоном ответил Тимофей, выпрямляясь.
— Эк тебя повысили, смерд! — с широкой улыбкой отреагировал «свидетель посвящения», напоследок уточнив:
— Соберёшься, заходи, может чего ещё вспомню.
— Хорошо.
Палинский поклонился «маркизу», и вышел.
*****
По дороге на остановку на него навалилась необъяснимая усталость, ноги отказывались двигаться, Тимофей понял, что не пройдёт
