Книга Еще жива - Алекс Адамс

Мое страстное желание так велико, что поначалу мне трудно поверить в ее слова. Я слишком сильно этого хочу. Потом я кидаюсь к воде, шлепаю ботинками по волнам и отчаянно вглядываюсь в просветы между судов. И я его вижу. «Элпис»,[28]старая потрепанная развалина, входит в порт. Моя единственная надежда.

Силы покидают меня. Я чувствую, как все внутри подламывается, и я, опустившись на корточки и упершись одной рукой в землю, подобно нелепой треноге, стараюсь не упасть.

Челюсть швейцарца вздрагивает, словно механизм часовой бомбы.

— Я же тебе говорила, — бросаю ему. — Я же говорила…

Тогда

Ваза сопротивляется мне.

Но не молотку, взятому напрокат.

Хруст, черепки, осколки. Кости.

Сейчас

«Элпис»… Ничего особенного: ярко-красные заклепки, острый нос, режущий морскую гладь на две пенистые волны. Этому судну не нужны рекомендации, не нужны вычурные украшения, чтобы показать, что гавань принадлежит только ему, поскольку оно единственное, на котором теплится жизнь. На борту пассажиры, они ждут на палубе и наблюдают. Я приставляю ладонь козырьком к глазам и ищу дружественные лица, но не нахожу ничего, кроме отражения своей собственной печали.

Капитан сходит на берег, трап дрожит от его тяжелых шагов.

— Вам нужно в Грецию?

Его усы вздымаются, когда слова пробиваются сквозь их щетину.

— Да, пожалуйста.

— Хорошо, но вы должны будете заплатить.

То, что раньше было деньгами, теперь ничего не стоит, да и нет их у меня в любом случае. Все, что я могу предложить, — это душевный покой, расслабление и побег от реальности. Все в одной маленькой белой таблетке. Он знает, что это такое. Жадность в глазах капитана выдает его голод, когда я вытаскиваю блистер из кармана и расплачиваюсь с ним за себя и за Лизу.

Он кивает, сделка заключена. Я подхватываю свои вещи, чтобы бежать, бежать, бежать искать Ника.

Я и швейцарец смотрим друг на друга.

— Здесь мы скажем друг другу «до свидания». Лиза!

— Я тоже еду, — говорит он.

— Нет.

— Мир свободен. Я могу ехать куда захочу, даже паспорт для этого не нужен. Кто ты такая, чтобы решать, что мне делать? Ты — никто.

Мы прожигаем друг друга взглядами. В его глазах я вижу пустыню, где ничто не сможет выжить. Я первая не выдерживаю и отвожу взгляд.

— За себя будешь платить сам.

Он переговаривается с капитаном, но я не вижу, как он расплачивается за перевоз. Когда они заканчивают, я отвожу капитана в сторону. Я сообщаю ему, кого я разыскиваю, описываю Ника в подробностях. Он обдумывает мои слова и отрицательно качает головой.

— Я не видел никого похожего. Людей бывает совсем не много каждый раз, но такого не было.

— Вы не ошибаетесь?

— Ну, кто знает. Сейчас все выглядят одинаково. Как вы: уставшие, голодные, грязные.

Вся тяжесть мира перемещается с моих плеч на голову, пригибая ее вниз.

— Мы сейчас отправляемся, — говорит капитан.

— Он мертв, — раздается голос швейцарца у меня за спиной.

Частная жизнь для него пустой звук.

— Я знал, что ты идешь к мужчине, — продолжает он. — Для чего же еще женщины все это делают?

— Он не мертв.

— Это он отец твоего ублюдка?

— Не лезь не в свое дело, черт бы тебя побрал! — рявкаю я.

Капитан ждет.

Я отражаюсь в окне вокзала без всего того, что меня отягощает. Возможно, это та я, что была раньше, или, может быть, та, которой хотела бы стать. Я там сильная, решительная, твердая. Я верю, что Ник жив и что он добрался до Греции благополучно. Он поехал каким-то другим маршрутом. И ни во что другое верить я не собираюсь. А раз он там, меня ничто не может остановить.

— Я еду, — говорю я.

Вперед и только вперед.