На тридцать первой секунде стояния в море шума и гама в позе «хенде хох», я подал знак Паше Узину, и тот, сложив газетку, моментально вскочил ко мне на подиум. В руках он уже держал листок с бледной компьютерной распечаткой своей статистики. Увидев на подиуме сурового Кузина, братва несколько притихла. Поссориться с начальником охраны «Олимпийца» было равносильно тому, что плюнуть против ветра: есть тысячи формальных причин, по которым фирму можно не допустить к торгам на приемлемых условиях, и расположение стража ворот подчас оказывается повесомее симпатий на более высоком уровне. Потому что боссы витают в сферах, а Кузин здесь и начеку.
«Олимпийский» страж брезгливо оглядел аудиторию и, не тратя времени на предисловия, стал зачитывать данные со своего листка. По оценкам Кузина, неорганизованные мордовороты из различных районов столицы и Подмосковья только за последний месяц пробовали на прочность охранный щит комплекса свыше сорока раз. Зарегистрировано пятнадцать попыток начать разборки с дилерами прямо на территории «Олимпийца», конфисковано порядка двух десятков стволов разного калибра и несколько сот единиц боеприпасов, включая противотанковые гранаты «РГД». Только систему сигнализации комплекса пытались вывести из строя двадцать три раза, считая и то покушение на телекамеры нижнего яруса, из-за которого едва не начался пожар. А баллончик с «черемухой», кем-то «забытый» в вентиляционной шахте? А пластиковая взрывчатка в пачке с книгами Алистера?…
– Беспреде-е-е-ел! – дружно выдохнула братва, и Тарас со своими обидами тут же был забыт. Теперь уже каждый вспоминал о своих собственных обидах и потерях, о неподконтрольном шакалье, которое только огнеметом можно выжигать или травить дустом, как тараканов…
– Вконец они оборзели! – закричал со своего места тимирязевский Волчок и, дождавшись, когда Паша Кузин сойдет с подиума, поспешно занял его место. – У меня на Лиственничной аллее грузовичок стоял с бумвинилом, ну, с ПМБ-2… Какой сволочи помешал? Шофер только за сигаретами сходил, в лавочку напротив…
– Да что там твой бумвинил! – на подиум вскочил Ося Арбатский (Осинцев Сергей Сергеевич, фирма «Глаголь») и не слишком вежливо оттеснил Волчка. – Три лотка у меня стояло, три! В вестибюле «Ост-Банка»! Клиент жирный был, денежный, в день по тридцать собраний одного Конан Дойла уходило…
Братва хором вздохнула: место было и впрямь замечательное.
– …А что в декабре было, помните? – надрывался Ося. – Набежали какие-то ублюдки, прикинутые под Рэмбо. Продавцу – в зубы, у охранника помповик отобрали и на улицу, мордой в снег, выкинули… Часок покуролесили и убежали, а под шумок кто-то выручку – хап, четырех Конан Дойлей – хап, у охранника нашего – воспаление легких, а у продавца – сотрясение мозга… и поди теперь кого-нибудь заставь на этой точке поработать! Народ отказывается, впору хоть точку закрывать…
Прорвало всех. К подиуму, размахивая руками, метнулся Баграт со своими печалями, но его опередил стоявший ближе ясеневский Михалыч – в миру Иван Михайлович Береговой, ТОО «Инкварто».
– А про «перехватчиков» – забыли?! – воскликнул он, обернувшись к толпе коллег по бизнесу. – У нас позавчера на Айвазовского десять «КамАЗов» с тиражом чуть не умыкнули! Но ведь не умыкнули, паразиты, даже и этого не смогли! Совершенно левая публика, работать не умеют и вляпались, как не знаю кто!… – Удовлетворение в голосе Михалыча весьма заметно мешалось с сожалением, что этот груз на его территории не перехватил он сам. Чтобы врагу не досталось. – Нашумели, но все впустую. «КамАЗы» уехали, эти говнюки – в ментуре… а мне звоночек вечером от товарища капитана: не мои ли это пакостники? Тьфу! – Береговой потряс кулаком и замолк.
После выступления Михалыча встреча на высшем уровне окончательно превратилась в стихийный митинг. Даже Тарас, порывавшийся сначала вернуть братву к происшествию на Савеловском, в один прекрасный момент не выдержал и присоединился к общему базару. Вероятно, с самого начала он катил на Гулю из тактических соображений, а не потому, что на самом деле считал, будто его останкинский собрат и был организатором и вдохновителем обстрела его драгоценнейшего лотка. Теперь далекие овчарки в вольерах самозабвенно подвывали голосам из-под бетонных сводов ангара:
– …Два ящика Баркова было, елда золотая во весь супер… Стырили двести суперов, и кто у меня теперь эту мутатень купит?
– …зуб ему выбил и щеку распорол… Ага, прямо краем переплета, как бритвой…
– …по безналу, говорит! Накладные вроде в порядке, копия платежки – очень натуральная… И увез, паскуда, всех Толкиенов в свою Чучмекию…
– …за аренду плати, ментам плати, «Олимпийцу» процент, а теперь еще и за люстру плати… Да кто ее трогал?…
– …я ему русским, литературным, бля, языком объясняю: наш это район, и чужие здесь не ходят. А он: «Префекту-у-у-ра!» – и бумажку с орлом прямо в рожу тычет…
– …посылаю ревизоров, чтобы те сопляков моих проверили. Возвращаются. Он с фингалом, она с царапиной и плачут, плачут…
Издали мне было не видно, кто испустил этот последний крик души, но, вероятнее всего, жаловался на жизнь именно господин Мамонтов. Из деликатности умалчивая, что его так называемые ревизоры еще и устраивают стажерам крупные недостачи. Или, быть может, он-то считает, что такое поведение для ревизора совершенно нормально? «Как знать, – подумал я, – не из того ли проистекает половина наших бед, что мы все маскируем с некоторых пор малоприятные вещи интеллигентными словами? Общак называем фондом, хазу – офисом, старых мошенников – ревизорами, сходняк – конференцией, разборку – арбитражем». Нет, решил я после недолгих раздумий. Слова не виноваты. Наоборот, они у нас играют роль стимулов, своего рода повышенных обязательств. Если долго втолковывать тому же Гуле, что он, Грандов Юрий Валентинович, человек, звучит гордо и занимается бизнесом, то даже Гуля – хочешь или не хочешь – со временем как-то цивилизуется. То же касается и Тараса, и остальных. Книги облагораживают, даже если ими просто торгуешь. Если в человеке одежка и прическа уже прекрасны, то авось и душа с мыслями подтянутся на должный уровень. Антон Павлович Чехов, собрание сочинений, том не помню.
Наоравшись вволю, участники митинга стали потихонечку затихать. Воспользовавшись одной из пауз, я достал из кармана листок с заранее подготовленной «рыбой» резолюции и стал зачитывать, пункт за пунктом. Выходило, что присутствующие ни территориальных, ни иных серьезных претензий друг к другу не имеют, а прискорбное происшествие на Савеловском следует рассматривать как следствие энтропии всеобщего беспредела и с ним-то начинать борьбу. Собственно, и я, и присутствующие понимали, что все наши декларации насчет борьбы с мировой энтропией – мартышкин труд. Однако в любой конвенции обязана была быть постановочная часть, и я от себя лично пообещал Тарасу, что дело это возьму под свой личный контроль и буду искать злоумышленников по мере сил. Тарас поначалу насупился, поняв мои слова так, будто он, Тарасов Лев Евгеньевич, сам пострадавший, должен теперь еще и оплачивать услуги частного детектива Я.С. Штерна. Однако, как только ему объяснили, что упомянутые услуги будут оказаны бесплатно, в порядке арбитража, – Лев Евгеньевич сменил гнев на милость. Получалось, что сегодня он хоть ничего и не выиграл, ни чего и не проиграл. Уже неплохо.
