всем богам, что придут на ум, истинным и ложным, чтобы он не проявил при этом свойственной ему фантазии, продлив ваши мучения сверх положенного.
Поэт стиснул зубы – удар, видимо, пришелся в цель. Он бросил в сторону Пастуха горящий взгляд из-под густых волос.
- А вам, значит, не терпится поиграть с ним в прятки? Пощекотать нос палачу? Превосходно! Но неужели для этого вам нужна компания?
Пастух не сострил в ответ. Даже не улыбнулся. Точно мгновенно решившись на что-то, он сбросил с себя личину благодушного фамильярного трепача, и только тогда сделалось видно, что личина эта фальшива. На доктора Генри внимательно смотрели сосредоточенные глаза профессионального забойщика - уверенные и мудрые глаза убийцы. Эта перемена понравилась доктору Генри. Он и сам ощущал нечто подобное, точно сбросил наконец тяготивший его пиджак, узкий в локтях и отчаянно давящий на горло.
Больше никаких софитов. Никакой сцены. Никаких аплодисментов. Для этого выступления конферансье не придется устраивать торжественный ритуал.
- Мистер Тармас прав. Наказание неизбежно и каждый из нас обречен. Думаю, все мы знаем, что случается рано или поздно с людьми, которые, исчерпав запас сил, становятся гражданами Нового Бангора. Мы можем либо принять это, либо противиться, используя все те небогатые средства, которые есть в нашем распоряжении.
- Это мятеж, - тихо произнесла Графиня. Она положила ридикюль с пистолетом на стол, но никто даже не посмотрел в его сторону, - Наша участь предрешена, это несомненно. Но как знать, не загоняем ли мы сами себя в ужасную ловушку, сделавшись из бессловесных игрушек Его сознательными врагами? Это уже не просто игра, это вызов. Попытка противостоять его власти и могуществу, лишить его законной собственности. Что он сотворит с нами, если этот заговор будет раскрыт?
Они все замерли, тревожно вслушиваясь. Слышно было, как тревожно и зло скрипят на ветру флюгера, как где-то на соседней улице нечленораздельно голосит пьяный, не то распевая какую-то песню, не то монотонно жалуясь на жизнь. Неуверенно пискнула где-то в небе пролетающая рядом птица, но тут же, точно испугавшись, смолкла.
Какого звука они ждали? Доктор Генри и сам этого не знал. Оглушительного удара грома, который расколет небо и крышу над ними, обнажив гнездо заговорщиков? Скрипа тормозов локомобилей Канцелярии во дворе? Оглушительного небесного гласа, который затмит собой даже рев заводских гудков Коппертауна?
Левиафан молчал. Если Он и ощущал какое-то нарушение в привычной и однообразной ткани бытия, то не спешил на это реагировать. Или же не считал нужным.
Доктор Генри обвел собравшихся взглядом. Трое мужчин и женщина. Они ждали, что он скажет и, ощущая нутром обжигающие мгновенья этой затянувшейся тишины, он вдруг вспомнил, как восемь лет назад, в Ливерпуле, другой человек точно также ждал его слов.
Это было его четвертое выступление, такое же оглушительно успешное, как и первые три. После того, как он сошел со сцены, антрепренер, смущаясь, подвел к нему пожилую женщину в траурном платье, которая хотела задать вопрос. Она хотела знать, может ли чудодейственная наука, могущество которой было явлено на сцене, вернуть к жизни ее покойного сына.
Что он мог ей сказать? И что он мог сказать этим людям? Графине, Архитектору, Пастуху, Поэту… Пообещать им, что спасет их? Что выведет их из царства всемогущего божества и тирана? Вернет им, безвольным слугам Нового Бангора, право именоваться людьми?
Раньше в его распоряжении был человек, загодя готовивший речи – проникновенные, взвешенные и неизменно хорошо действующие на публику. Тем более, что он сам всегда знал, чего именно публика ждет от него. Что ж, подумал доктор Генри, теперь я один. Значит, надо привыкать к этой работе. Вести к свету людей, которые забыли, что такое свет.
- Да, это мятеж, - произнес он, когда тишина сделалась удушливой, как предгрозовая ночь, - То, что мы собрались вместе, дерзнув искать сообща план спасения с острова, уже делает нас преступниками в Его глазах. Но каждый из нас был мятежником в душе с того самого момента, когда осознал, что с ним произошло. То, что вы находитесь здесь, наилучшее тому подтверждение. Да, мы мятежники. Но теперь мы не разрозненные бунтовщики, дожидающиеся своей участи. Мы…
- Кто? – насмешливо спросил поэт, - Когорта каторжников? Научное общество? Революционная ячейка? Может, военный отряд?
- Нет, - доктор Генри покачал головой. Нужное слово уже нашлось. Само собой, как часто бывает с нужными вещами, которые по какой-то причине оказываются под рукой в самый подходящий момент, - Я бы назвал наше предприятие клубом. Клубом единомышленников, объединенных общей целью.
- Клуб самоубийц, - пробормотал Архитектор, не пытаясь скрыть досады, - Подумайте, что вы замыслили! Это даже не самонадеянность, это невежество! Можно выйти с горсткой солдат против бесчисленной вражеской армии и надеяться на победу. Глупо, но иной раз в истории случались странные случаи… Но Левиафан – это не армия! Это сила. Сила, ни природы, ни пределов, ни возможностей которой вы не знаете!
- Здесь мне придется согласиться с мистером Уризелем, - Пастух неохотно кивнул, - Каждый из нас провел несколько лет в Новом Бангоре, но мы знаем о его владетеле не больше, чем в тот день, когда осознали свою участь. Что Он такое? В чем Его природа? Есть ли слабые стороны, а если есть, то в чем они заключаются? Как Он мыслит и мыслит ли вообще? Есть ли у Него враги или союзники? Страхи, предпочтения или желания? Мы слепцы. Быть может, не в меру отважные, отчаявшиеся, дерзкие, но все еще слепцы.
- Пусть слепцы, - согласился доктор Генри, - Но вспомните историю о слепцах и слоне. Один ощупал слоновий хобот и заключил, что слон подобен змее, тонкий и бескостный. Другой ощупал ногу и заметил, что слон – что-то вроде стены, высокий и шершавый…
- Понимаю, к чему вы ведете, но…
- Наши отдельные суждения обрывочны. Наши наблюдения зачастую ложны. Наши предположения ограничены и противоречивы. Но нас пятеро – а это уже дает нам огромное преимущество. Пять слепцов, объединившись, смогут сопоставить все, что им известно об объекте под названием «слон». Понять, как он устроен, как действует и чем руководствуется, каковы его слабые стороны и уязвимые места.
- Нелепо… - пробормотал Поэт, с отвращением уставившись на собственные грязные пальцы, - Нелепо, опасно, бессмысленно, тщетно…
- У нас есть шанс, - тихо произнес доктор Генри, - Быть может, шанс, который прежде не выпадал никому из пленников Нового
