И я шепчу…
— Спасибо, спасибо…
За то, что он не разорвал на мне рубашку, а перебарывая мучительное желание, аккуратно расстегивает каждую бесящую его маленькую пуговицу.
Увидев меня без рубашки и окончательно утратив контроль, он наклоняется и впивается поцелуем мне в шею, спускает все ниже и ниже, соблазняя до грехопадения. Вонзаюсь ноготками в мускулистую спину Макса, царапая его до красных полос, побуждая к древнему инстинкту.
Притянув на край стола, он скользит ладонью по моей груди, перед тем как окончательно присвоить меня себе.
Глава 15
Золотов.
Тело Нины настолько гладкое, что я не могу перестать его трогать снова и снова.
В каждой родинке и даже маленьком шраме на ее колене, наверное, полученным еще много лет назад во времена, когда Нина прыгала по гаражам и вместе с мальчишками во дворе сражалась против вымышленных монстров, я нахожу необъяснимую прелесть.
Эта женщина никогда не отличалась покорностью, и вряд ли сидела тихонько в уголку, расчесывая куклам волосы.
По всем понятиям мне было бы проще отказаться сейчас от нее и не приковывать себя обязательствами, которые точно возникнут, устрани я последний барьер. Близость привяжет ко мне Ниночку, и она будет смотреть на меня другими глазами, рассчитывая на серьезные отношения.
Я понимаю это прозрачно.
А хочу ли я видеть Нину рядом с собой в роли той, что разделит жизнь и все остальное?
Трудно ответить.
В моей голове оглушающим звоном слышится, лишь хочу, хочу, хочу…
Все чувства обостряются, я не могу оторвать от нее взгляд. Все вокруг становится неважным, и я обнажаюсь, совершая то, что задумал. А думал я об этом часто, особенно в дни, когда мы жили мирно, представляя нас в постели, на подоконнике, в примерочной магазина. Мне не надо особого места, главное присутствие Нины.
Целую ее и слышу тихое прерывистое дыхание.
Нина бы кричала, будь мы в квартире вдвоем.
Трогаю ее везде, словно опасаясь, что после кульминации она растворится в воздухе, как мираж и я могу ее потерять. Поэтому фиксирую, крепко обхватив за горло, и снова рассматриваю. Под светом ламп она кажется еще красивее.
Чем дольше мы утопаем в обоюдном пороке, и я чуть ли не вою от удовольствия, тем ярче во мне отзываются ощущения, доводящие до полного умопомрачения.
Я испытывал подобные давно, лет в двадцать. Как раз в ночь студенческой легкомысленной гулянки. Ни с чем не перепутать. Но тогда мне казалось, что все происходит во сне, слишком приятным, чтобы стать правдой.
А сегодня вместе с пламенем, охватившим мою суть без остатка, где-то за спиной между лопатками и ниже по позвоночнику прокатывает волна дикого холода, отрезвляющая меня на мгновенье.
Перед глазами милое лицо Нины стирается, и начинают вспыхивать обрывки воспоминаний как кадры из непрошеного фильма. Очень темно становится. Я вижу еле различимый силуэт девушки с каре. В черной комнате ее освещает только узкая полоска света, пробирающаяся через дверную щель.
Девушка медленно крадется ко мне и усаживается рядом. У нее тонкая шея, плечи. Она до дрожи напоминает Нину, пахнет ей же. И дело не в ароматной воде, а в природном запахе тела, который сводил меня с ума тогда и вот теперь.
Я даже в какой-то момент замираю, не веря самому себе.
— Ты в порядке? — шепчет сегодняшняя Ниночка.
Она словно волнуется от моего внезапного ступора.
Трясу головой, пытаясь избавиться от мыслей, пришедших не вовремя.
— Да…
Отстранившись, переворачиваю ее на живот и снова погружаюсь в соблазн.
Неужели Нина не врала? А я был слеп и глух до ее слов?
В таком случае я претендую на бронзовую медаль по кретинизму, хотя раньше в таких вещах замечен не был.
Сложно сказать, сколько прошло времени, но в какой-то момент я понимаю, что Нина устала. Отпускаю женщину, но будь моя воля, не отказался бы еще.
У Ниночки очень трясутся руки, от сладкого занятия и закончившейся игры, в которой, несмотря на физическое превосходство и полную внешнюю невозмутимость, проиграл я.
Воспоминания не хило треснули меня по голове и навеяли желание скорректировать свои ценности. Если это было в действительности, а не бредом. Скажем, как у погибающего человека в лихорадке.
Нина сползает со стола, прикрываясь ночной рубашкой. Она тоже до сих пор разгоряченная.
— Максим, меня терзают два противоречивых чувства, — в тишине спящего дома признается, — больше ни при каких обстоятельствах не выходить плакать в потемках или же выходить чаще. Как думаешь, я пожалею о содеянном?
Дотрагиваюсь до ее щеки, поправляя выпавшую прядку волос.
— Не знаю.
— Вот и я пока ничего не поняла…
Неуклюже и видно спешной походкой при этом, опустив голову, огибает стол, забирает подушку.
Я лишь наблюдаю за ней, еще не растеряв очарования.
— Доброй ночи, Нин.
— Сложно ответить смогу ли я теперь сомкнуть глаза, — бормочет.
Повинно вздохнув, идет в сторону комнаты.
И я не сразу успокаиваюсь. Требуется около часа побродить в темноте, чтобы привести сердцебиение к нормальному ритму.
Следующим утром просыпаюсь от шума, доносящегося из кухни. Грохот побуждает меня встать с постели.
Помимо пижамных штанов натягиваю футболку, для приличного вида. Все же не медовый месяц, а будни мужчины, у которого в доме, кроме приятной женщины подселились целых два уникальных мальчика.
Зайдя в кухню, вижу распахнутый холодильник, а возле него Диму и Ваню, присевших на корточки. Вдобавок опрокинутый казан с трехдневным пловом, про который я впервые забыл.
Иван торопливо сгребает ладошками рис и отправляет его обратно в казан, зато Дима поднимает кусочек мяса с пола и ест.
Конечно, угрозы какой-нибудь дизентерии нет, я поддерживаю регулярную чистоту, но все равно поступок Димы кажется мне гротескным.
— Вкус такой необычный, — рассуждает, не видя меня. — Похож на баранину.
Его брат увлеченно тянется к кусочку и принюхивается.
— Ага, и пахнет бараниной.
Тут у меня уже не получается наблюдать за происходящим отстраненно. Смеюсь.
Мальчики вздрагивают и опасливо поворачиваются ко мне. Испугавшись за рассыпанный плов, тут же принимаются собирать его вдвоем в ускоренном темпе.
— Все будет чисто! — хором пищат они.
— Уймитесь. Ничего криминального не случилось.
Шагаю за совком. Надо раздать вспомогательные инструменты, пусть меня вид грязной напольной плитки коробит. Я постепенно начал понимать, что о стерильности в доме, где живут дети, можно только мечтать…
Иван держит совок, а Дима, вооружившись одноразовой тряпкой, сгребает плов.
Сев на стул слежу за процессом.
— Вы так удивились, попробовав мясо. Неужели баранина была для вас редкостью?
Мальчики на секунду останавливаются.
— Мы ели всякое мясо. Просто когда
