солнцу, стояла Лида. Такая красивая, отдохнувшая, свеженькая, охрененно пахнущая. Сейчас, глядя на неё, Егор вдруг понял, что все его мимолетные связи неожиданно померкли на фоне такой шикарной девушки. Ни одна из них и рядом не стояла с Матвеевой. А эти серо-зелёные глаза? Самые загадочные и необыкновенные. Да она и сама необыкновенная. Настоящая что ли. Иногда чувствовал в ней настороженность. Пугливость. Волнение. Смелость. И всё это на фоне крышесностной чувственности и возбуждающего противостояния. Кто же она на самом деле? Есть в ней какая-то тайна, всеми фибрами души чувствовал её, но как не накручивал круги, вращаясь вокруг её семьи – ничего подозрительного не учуял.
— Доброе утро, Егор Андреевич, — девушка скользнула взглядом по его лицу, заметила синюшную припухлость брови и извиняющее улыбнулась.
— А оно доброе? — отошел в сторону, пропуская, и захлопнул дверь, неожиданно вспомнив, что Федоровна сегодня появится аж после обед.
— А говорили, что не страдаете похмельем.
— А ты не цепляйся к словам. — Всё она помнит и подмечает. Знал бы, что так наквасится, перенес бы поездку на следующий день. — Чай, кофе? — спросил, не спуская глаз с цветастого сарафана, выгодно подчеркивающего каждый изгиб гибкого тела. Он ещё после бордового не отошел, а тут новый удар под дых.
Она прошла в глубь дома и присела на низкий диван, лицом к террасе.
— Кофе, пожалуйста, — и сказано это было таким тоном, что Егор пожалел о проявленном гостеприимстве. — Некрепкий, умеренно сладкий, если не затруднит, — добавила с ангельским выражением лица.
И как понимать это «умеренно сладкий»? У каждого свои вкусовые границы.
Долго возился на кухне, пытаясь отыскать для начала хотя бы кофе, а потом уже и сахар. Привык, что домработница всё наставляла на стол в готовом виде. Уже начал материться. Это ж надо всё так припрятать. Раньше, когда был сам, без проблем всё вмещал в одном шкафу. Теперь же… Х** поймешь, где теперь что.
В итоге нашел растворимый. Облегченно выдохнул. Уже и забыл, когда готовил кофе, тем более, девушке. В основном – наоборот. А тут… совсем другой случай. До сих пор, глядя на неё, видел сломленную покорность и склоненную между его ног каштановую головку.
— Бл*дь, — прижал пальцы к мочке уха, закатив глаза. Едва не ошпарился. И кто тянул за язык? В его состоянии только кофе готовить, ага.
В гостиную вернулся мрачнее тучи. Протянул Лиде чашку и сел напротив, закинув ноги на журнальный столик.
Девушка пригубила кофе и скривилась.
— А можно больше сахара?
Егор недовольно забрал чашку и выполнил просьбу.
— Вы сколько сахара положили? Теперь в горле дерёт, — заявила Лида, попробовав исправленный вариант и наблюдая за Студинским из-под длинных ресниц.
— Так, Матвеева, не наглей! Пей, что дал и не испытывай терпение.
Она рассмеялась, откинувшись на спинку дивана.
— Ага! Будете знать, как иногда тяжело угодить таким как вы.
— Каким таким? Напыщенным индюкам? — непроизвольно улыбнулся, отпив кофе. Себе сделал без сахара, до того горькое, что еле проглотил.
Лида неожиданно засмеялась.
— Именно, напыщенным, наглым индюкам.
И было не страшно, что может не так понять. Он всё правильно понял. По глазам, засветившимся таким же смехом, поняла. И был этот Егор совсем другой. Привычный, что ли. В джинсах на босую ногу, обычной белой футболке, правда идеально отутюженной. Сидел себе, вальяжно развалившись, и наблюдал за ней, будто кот за мышкой. И эта разбитая бровь… Как на зло не давала забыть о вчерашнем. Кожа ещё помнила его прикосновения.
Чтобы сгладить невольно повисшее молчание, поднялась с дивана и прошлась к огромной книжной полке занимавшей всю стену. Сколько тут книг. На любой вкус и цвет. И политология, экономика, и история. А художественной литературы… Читать, не перечитать. Подалась слегка вперёд, принюхиваясь к бумажному запаху.
— Любишь читать? — скрипнуло кресло. Егор подошел практически вплотную, едва не касаясь грудью её спины, и заметил, как напряглись хрупкие плечи.
— Люблю. В детстве особенно зачитывалась. Сейчас не всегда хватает времени.
— И кто любимый автор?
— О-о-о, — улыбнулась, — их много. Это и зарубежные, и отечественные писатели. Нет одного конкретного. Нравится Дюма, Тургенев, Пришвин. А вам?
От Студинского исходила такая внутренняя сила, что Лида сдерживалась из последних сил, настолько велико было желание откинуть назад голову, прижаться спиной к мощному торсу и закрыть от удовольствия глаза. Егор излучал невероятный магнетизм, противостоять которому практически не возможно. Такому мужчине хочется принадлежать всецело и дело тут не только в сексуальном притяжении, а и в ярко выраженной мужской энергетике, подавляющей всё на своем пути. А ещё в нахальстве и вседозволенности, что выгодно выделяло его среди всех её знакомых.
Егор отмер. Кажется, ему только что задали вопрос. Знать бы какой. Ах да…
— Я… мне нравится Лондон и Хемингуэй.
— Мне тоже, — подхватила Лида. — Над некоторыми рассказами Джека практически рыдала.
О каких делах могла быть речь? Даже похмелье отошло на второй план. Студинский мог стоять так целую вечность и всё никак не мог понять, что в этой девушке так привлекательно. Нет, конечно, он знал, тут только слепой не заметит, не зря каждый второй откровенно желал её. Он отлично видел эту реакцию, потому что и сам был в их числе. Да у него на лице написано, как сильно хочет её. Но тут было что-то ещё. С Матвеевой хотелось не только заняться сексом, но и говорить.
Первой из оцепенения вышла Лида.
— Егор Андреевич, ваше лицо… как теперь будем?
Студинский вздохнул, возвращаясь в реальность.
— Да никак. В детдом наведаемся вместе, а на открытие поедешь с Дударевым.
Она не стала возражать. В какой-то мере чувствовала за собой вину. А если бы кто-то заснял вчерашнюю потасовку? Студинский мужик, бесспорно, заступился, но какой ценой? Аж поплохело, представив заголовки жёлтой прессы и злорадство Удовиченко.
До отправки оставалось полчаса. Егор посмотрел смету, сделал кое-какие замечания и в итоге дал добро.
Лида сделала заметки, напомнила, что директор «Юбилейного» просил о встрече в ближайшие дни и что сейчас в местном горгазе работает представитель нацбез, проверяя на коррупционные схемы. Студинский насторожился.
— Почему я об этом узнаю только сейчас?
— Потому я сама узнала сегодня в восемь утра. Что поделать, если ваш любимый Моренко действует слегка заторможено. Видать, мало компромата насобирали.
Егор вскинул брови, оторвав глаза от документа.
— А ты откуда знаешь? —
