Так что никто ни то что не пришел ни к каким выводам, но даже не пытался прийти. Все сожалели о Лиз Харт… и злились на власти за халатность.
Каждый из четверых после урагана и других страшных событий по-своему восстанавливал душевное равновесие. Полли звонила друзьям. Милдред готовила к печати поваренную книгу. Всякий мог догадаться, как коротал время Арчи. Что до Квиллера, то он в дождливые дни, как всегда, продирался сквозь «Известные изречения» Бартлетта.[26]
И теперь, желая проэкзаменовать других, он спросил:
— А знаете ли вы, кто такой Джилетт-Бёрджес?
Все в унисон ответили:
— «Я никогда не видел пурпурной коровы»!
— Правильно! Он обладал многими талантами, но помнят его, вот уже сто лет, за бессмысленные стихи. На прошлой неделе я обнаружил продолжение!
Уступая нетерпеливым выжидательным взглядам, он продекламировал:
О да, я написал «Пурпурную корову»,
Я написал это гнусное старье.
Но говорил и повторяю снова:
Убью того, кто процитирует её!
Слушатели зааплодировали.
Арчи сказал, что лично он предпочёл бы, чтобы его вспоминали как автора «Пурпурной коровы», чем не вспоминали вовсе. Милдред переменила тему:
— Мы все ужасно гордимся тем, что Фонд К. выкупает «Мельницу»! Но кто заменит Лиз Харт? Она была так очаровательна!
— Приготовьтесь к сюрпризу! — сказал Квиллер. — Не встречалась ли вам в гостинице «Булыжник» несколько лет назад девочка-подросток? Её звали Дженнифер.
Все сразу вспомнили. Она была очень яркая и заметная. Дочь Сайласа Дингуолла.
— Ну так вот, эта самая девочка только что закончила курс по ресторанному менеджменту в одном из университетов Восточного побережья. Она и несколько её друзей-однокурсников путешествовали по Франции, чтобы приобрести опыт. Она идеально подойдет для «Мельницы»!
— Какой приятный сюрприз! — обрадовалась Полли.
Милдред добавила:
— Это вообще был год сплошных сюрпризов, и думаю, они ещё не кончились. Печенкой чую!
Так и вышло!
В сентябре, в День труда, в Пикаксе состоялся отмененный парад Четвертого июля.
В сентябре же снова открылась «Старая мельница». Теперь она принадлежала Фонду К. и ею управлял новый менеджер.
В октябре Музыкальный центр представил на суд публики мюзикл Эндрю Ллойда Вебера «Кошки» в исполнении любительской труппы, права на постановку добился Луи Мак-Леод. Кроме того, после рекламной акции «Кит-ката» актерам-любителям достались все эти костюмы с хвостами.
В октябре Квиллер перевез домочадцев на зимовье в Индейскую Деревню.
В ноябре открыл свои двери Ледфилдский музей дикой природы.
В декабре стоимость входного билета в Старой усадьбе подскочила с пятисот до двадцати тысяч долларов, вырученные средства должны были пойти на детей. Всю сумму до последнего доллара согласился покрыть Фонд К. А Коко вдруг занервничал — стал слышать какие-то незаметные другим шумы и разговаривать сам с собой. Квиллер понял: что-то должно произойти! И произошло!
В январе, ровно через шесть месяцев после кончины Натана и Дорис Ледфилд, запечатанный конверт, который хранился в сейфе нотариальной конторы, вскрыли в присутствии свидетелей. Согласно этому документу биллион долларов отходил любому городу, который учредит Ледфилдскую музыкальную академию, специализирующуюся на клавишных и струнных инструментах. Такой широкий жест должен был прославить имя Ледфилд в мировых музыкальных кругах.
Пресса разнесла весть об этом от побережья до побережья. К документу были приложены ценные бумаги ведущих компаний, которые предназначались на возмещение расходов, не покрытых доходами от этого учреждения.
Однако имелась оговорка, которая повергла в изумление всех жителей Мусвилла. Великодушное предложение делалось всем американским городам с населением один миллион жителей и больше!
Журналисты восхваляли пару из Пёрпл-Пойнт за щедрость в прошлом и заботу о будущем, особенно о будущем Мусвилла: Музей искусств и антиквариата, Музыкальный центр, интереснейший Музей дикой природы.
Недовольные с негодованием заявляли, что пожертвование в биллион долларов должно было остаться в Мусвилле, послужить его дальнейшему процветанию, пойти на строительство нового делового центра и развитие индустрии досуга.
Что сказал бы на это Крутой Коко?
Если твое блюдечко и так полно сливок, не требуй большего.
Послесловие автора
Представьте себе, как я удивилась, когда мне вдруг позвонил Джеймс Макинтош Квиллер.
— Как приятно слышать ваш голос! — воскликнула я. — Как поживают Коко и Юм-Юм?
— Они в полном порядке! — ответил мистер К. — Коко только что внедрил в мою голову одну мысль: он усаживается и сверлит мой лоб пронзительным взглядом, пока у меня в голове не щелкнет. На сей раз меня осенило, что мне следует взять у вас интервью для колонки «Из-под пера Квилла». Вы не возражаете, если я буду называть вас Лилиан?
«Да пусть себе называет, — подумала я, — лишь бы имя писал правильно».
И между нами состоялся следующий диалог.
— Прежде всего нашим читателям было бы интересно узнать, как давно вы пишете.
— Мама научила меня писать в три года, но уже в два года я сочинила свое первое стихотворение: «Матушка Гусыня в небе сейчас. // Её перо угодило мне в глаз».
— Неплохо для начинающего поэта. А когда вы начали писать прозу?
— Ничего серьёзного не было, пока мне не исполнилось тринадцать. Помню, все летние каникулы я работала над романом из французской истории. Все мои любимые персонажи отправились на гильотину, и я пролила немало слез над их судьбой. Тогда мама сказала, что мне следует написать что-нибудь, что вызовет у меня улыбку; а поскольку в те времена мамам принято было верить, я попробовала сочинять смешные стихи. (Вы уверены, что хотите это услышать, Квилл?) Я придумала такой новый жанр — споэма!
— Не объясните ли нам, что это такое, Лилиан?
— Извольте. Были у меня стихи о спорте, написанные галопирующим ямбом. Одно из моих любимых стихотворений — об игроке высшей лиги по имени Макги. Хотите послушать? Я помню его наизусть.
— Безусловно! Погодите, я включу диктофон.
Такого старика, как Макги, ещё поискать.
