– Да, знаю, – сказал я.
Она посмотрела мне в глаза.
– Это означает, что вас считают важнее Гарбера, – проговорила она. – Гарбера отослали, а вы остались здесь.
Потом она отвела взгляд и замолчала.
– Вы можете говорить свободно, лейтенант, – сказал я, и она снова посмотрела на меня.
– Вы не важнее Гарбера. Этого просто не может быть.
Я снова зевнул.
– Тут я с вами спорить не стану, – сказал я. – По данному конкретному вопросу. Дело не в выборе между мной и Гарбером.
Она кивнула.
– Да. Дело в выборе между Форт-Бэрдом и Рок-Криком. Форт-Бэрд важнее. То, что происходит здесь, считается более секретным и значительным, чем в штабе особого отдела.
– Согласен, – сказал я. – Но что, черт подери, здесь происходит?
Глава 09
Я сделал первый маленький шажок в понимании этого на следующее утро, в одну минуту восьмого, в морге Форт-Бэрда. Я спал всего три часа и не стал завтракать. В расследованиях, которыми занимается военная полиция, не существует жестких правил. По большей части мы полагаемся на интуицию и импровизацию. Но один закон все-таки имеется: не стоит есть перед тем, как идти в армейский морг.
Так что час, отведенный на завтрак, я провел, изучая отчеты с места преступления. Папка оказалась достаточно толстой, но полезной информации я не обнаружил. Там были подробно описаны все предметы одежды, обнаруженные на дороге. Состояние трупа. Время и температура воздуха. Тысячи слов подкреплялись дюжинами фотографий, сделанных поляроидом. Но ни слова, ни снимки не сказали мне того, что я хотел знать.
Я убрал папку в ящик стола и позвонил в кабинет начальника полиции, чтобы узнать, не было ли докладов о самовольных отлучках с территории базы. Погибшего могут начать разыскивать, и тогда нам удастся его идентифицировать. Но таких докладов не было. Ничего необычного. База жила своей нормальной жизнью.
Я вышел на утренний холод.
Морг был построен специально во времена Эйзенхауэра и по-прежнему прекрасно выполнял свою роль. Наш мир не похож на мир гражданских людей. Мы знали, что жертва не поскользнулась на банановой кожуре, и мне было совершенно все равно, какая именно рана стала смертельной. Меня интересовало примерное время смерти и имя погибшего.
За главными дверями начинался выложенный плиткой вестибюль с дверями по центру, слева и справа. Если свернуть налево, попадешь в холодильник. Я прошел вперед, где лилась вода, визжали пилы и резали ножи.
Посреди комнаты стояли два вогнутых металлических стола, освещенные яркими лампами, а под ними громко шумели стоки. Вокруг столов размещались самые обычные весы, на которых взвешивались извлеченные органы, стояли тележки на колесиках с пустыми стеклянными сосудами, куда эти органы потом складывали, и столики, тоже на колесиках, застеленные зелеными простынями, где лежали ряды скальпелей, пилы, ножницы и щипцы. Комната была выложена белыми плитками, как в метро, в холодном воздухе витал сладковатый запах формальдегида.
Стол, стоявший справа, оказался чистым и пустым. Левый окружало несколько человек – патологоанатом, его ассистент и писарь, делавший записи. Саммер стояла чуть позади и наблюдала за происходящим. Судя по всему, они находились где-то в середине процесса. Все инструменты были в деле, некоторые стеклянные сосуды заполнены. Сток громко шумел. Я видел ноги трупа, казавшиеся синими в свете ярких ламп. Ноги были вымыты, грязь и кровь исчезли.
Я остановился рядом с Саммер и взглянул на стол. Труп лежал на спине. Они спилили верхнюю часть черепа, сделали надрез посередине лба и сняли кожу с лица, и она лежала, вывернутая наизнанку, точно одеяло, сброшенное с кровати. Она доходила до подбородка, открывая скулы и глазницы. Патологоанатом изучал мозг в поисках чего-то. Он откинул верхнюю часть черепа, словно крышку.
– Какие новости? – спросил я у него.
– Мы сняли отпечатки пальцев, – доложил он.
– Я отправила их факсом, – сказала Саммер. – Сегодня мы получим ответ.
– Причина смерти?
– Сильный удар, – ответил патологоанатом. – По затылку. Точнее, три удара чем-то вроде монтировки. Так я думаю. Все остальное сделано уже после смерти. Что-то вроде украшения.
– Есть какие-нибудь указания на то, что он защищался?
– Никаких. На него напали неожиданно. Сзади. Ничто не указывает на то, что была драка или что-нибудь в этом роде.
– Сколько было нападавших?
– Я не волшебник, – фыркнул доктор. – Смертельные удары, скорее всего, нанесены одним и тем же человеком. Не могу сказать, были ли другие, кто стоял вокруг и наблюдал за происходящим.
– А как вы думаете?
– Я ученый, а не гадалка.
– У меня такое ощущение, что нападавший был один, – сказала Саммер.
У меня было такое же ощущение.
– Время смерти? – спросил я.
– Трудно сказать наверняка, – проговорил доктор. – Возможно, девять или десять часов вечера, но я бы не стал за это ручаться.
Девять или десять звучало вполне правдоподобно. К тому времени уже стемнело, и до момента, когда тело могли обнаружить, должно было пройти несколько часов. Плохой парень мог не спеша выманить свою жертву, расправиться с ней, а затем благополучно убраться с места преступления.
– Его убили там, где нашли тело? – спросил я.
Патологоанатом кивнул:
– Или рядом. Ничто не свидетельствует о том, что могло быть иначе.
– Хорошо, – сказал я и огляделся по сторонам.
Сломанная ветка лежала на тележке. Рядом с ней стояла банка с пенисом и яичками.
– Вы обнаружили их во рту? – спросил я.
Патологоанатом снова кивнул, молча.
– Какой нож использовал преступник?
– Вероятно, Ка-Бар,[14]– ответил он.
– Здорово, – заметил я.
Такие ножи производили десятками миллионов в течение последних пятидесяти лет, и они встречались так же часто, как медали.
– Человек, пользовавшийся ножом, правша, – сказал доктор.
– А тот, что ударил его по голове?
– Тоже.
– Ладно, – проговорил я.
– Жидкость на спине – это йогурт, – продолжал доктор.
– Клубничный или малиновый?
– Я не проверял.
Возле банок с органами лежала небольшая стопка фотографий, сделанных поляроидом. На всех была зафиксирована рана, приведшая к смерти. На первом снимке – в том виде, в каком обнаружили труп. Волосы жертвы были длинными, грязными и перепачканными кровью, и я не мог разглядеть деталей. На втором снимке кровь и грязь смыли. На третьем волосы отрезали ножницами, а на четвертом их полностью обрили.
