тут алкоголик лежит после получки на тахте, тут на лестнице нассано и написано неприличное слово. Кому вообще разрешат шариться по чужим подъездам? Кому там отсыплют конфет?
Нет, не в нашей это культуре. Хотя, казалось бы: скоморохи, черти и ряженые. Но все равно каждый раз это выглядит именно так: русские играют заграничную жизнь.
Однажды, когда я работала в самом известном женском глянце, мне вручили VIP-билеты на вечеринку в модный московский клуб на территории «Трехгорной мануфактуры». Вечеринка была по случаю Хеллоуина. То есть, как я полагала, выглядеть следовало чем страшнее, тем лучше. Мы с подругой Таней решили, что мы и так достаточно страшные, поэтому тратиться на костюмы особенно не будем — купили в универсаме красные рога с лампочками, красные парики из синтетических волос и веселенькие золотые лосины.
Все обещало успех, но завершилось провалом: отстояв в очереди час, мы не прошли фейс-контроль. VIP-билеты и пресс-карты не помогли. Мы просто были недостаточно голыми: разукрашенные в ангелов и демонов гости заведения стояли под первым снегом в пухе и перьях, крови и колготках в сетку.
Короче, рога и копыта мы выбросили в ближайший мусорный бак, а чужой праздник Хеллоуин отметили в ближайших шашлыках под песни Любови Успенской и Маши Распутиной, которые горланила местная гопота в караоке.
Это был по-настоящему жуткий праздник.
С тех пор было много разных Хеллоуинов: Хеллоуин в старинном замке в Лондоне, где все были если не черти, то наркоманы, Хеллоуин в ресторане-доме с привидениями напротив ЦДЛ в Москве, где все были очень похожи на тех, в Лондоне, Хеллоуин в узких улочках Экс-ан-Прованса — я в костюме полицейского с розовым кнутом.
И все равно не могу сказать, что понимаю, о чем этот праздник.
Во Франции очень четко меняется мерчендайз: 1 сентября — Хеллоуин — Рождество — Пасха — День взятия Бастилии. Придешь на почту в октябре — она вся погрязла в паутине, а с потолка свисают черные пауки. Отгремела нечисть, начались елки и лампочки. Закончились елки, на тебе яйца и кролики, не зевай. Люди должны успеть купить себе все.
В декабре в каждом торговом центре под центральную елку высаживается Санта. Фотография с Сантой — грустным, замотанным старичком в потрепанном красном пальто из дерматина — 20 евро. Эти фотографии почему-то создают во мне стойкое нежное настроение американского Рождества девяностых — это вроде из моего детства, хотя мое детство совсем не было американским, но эти фильмы из проката в «Хозяйственном»…
Кроме елок, Санты, фуагры в золотой и серебряной фольге, шоколадных адвент-календарей (коробка с 25 окошками, внутри каждого окошка — конфетка) на праздничном столе любого француза должно быть рождественское полено из мороженого. Поленья бывают дешевыми: просто брусок мороженого — для бедных, а бывают с подвывертом — для тех, кто денег на праздник не жалеет. Это поленья с благородными вкусами, наполнителями и глазурями в форме домов, улиц, людей, животных и черта в ступе. Мы на прошлое Рождество долго спорили, в итоге купили огромное и не самое вкусное, но зато в форме полки с книгами. И на корешке каждой книги еще имя автора и название, и лесенка из страниц.
Но это была спонтанная покупка, шли мы специально за поленом из телевизионной рекламы: в сказочном городе стоит совершенно волшебный дом с башенкой и окошками, в окнах горит свет, на крышу упал снежок, у дома стоит медвежонок и держит в руке звезду… Раскупили, короче, пришлось брать книжную полку с шоколадом.
Кстати, про шоколад: знаете ли вы, что во Франции нет шоколадных конфет в фантике? Появляются они только под Новый год. Если зайти на сайт производителя, там написано: мы делаем свои конфеты только один раз в год, чтобы всее остальное время мы помнили и ждали настоящий вкус Рождества. Аминь.
В прошлом году мы ездили встречать Новый год в Эстонию. Несмотря на то что русскоговорящие люди в Эстонии эстонцы, Новый год они встречают по описанной в «Иронии судьбы» традиции. В отеле, который был рядом с домом, где мы жили, распахнули шикарный банкет, дискотеку до утра и трансляцию обращения президента (это поразительно) — президента совсем другой, казалось бы, страны, и все с замиранием сердца слушали. Несмотря на то что в место, где все они находились, Новый год должен был прийти еще только через час.
А все потому, что невозможно сидеть за длинными аперо не слишком поздним вечером, а по утру рассматривать подарки, все потому, что есть одна волшебная ночь, когда можно написать, поджечь, утопить и выпить желание, когда можно делать большие хорошие глупости и с трепетом переходить в следующий год, как будто новая жизнь начнется вот-вот, после праздников, когда все выспятся, протрезвеют, накатаются на коньках и подарят и передарят подарки.
Удивительное это ощущение, конечно, хорошо, что оно нам досталось: не праздник Рождения, а праздник прокрастинации. Все остальное — завтра, сегодня — буду счастливым.
Глава тридцать третья
Я вернулся в свой город, знакомый до слез
На границе во Франкфурте служительница пограничного контроля, глядя в паспорта, переходит на чистый русский и говорит: «Из какого же вы района Ленинграда?» Из разных, отвечаю, Ветеранов и Пионерская. «Почти соседи, — говорит пограничница. — Я из Купчино».
Ехала на Московский вокзал, видела грязную машину эмигранта, на боку которой пристроились две наклейки: самолет и Бродский с цитатой: «Приезжай, попьем вина, закусим хлебом. Или сливами. Расскажешь мне известья. Постелю тебе в саду под чистым небом и скажу, как называются созвездья».
Все дни, пока были в Петербурге, светило активное солнце. Холод стоял зимний, град сыпался в лобовое стекло. Но солнце! Когда живешь здесь, кажется, что дождь все время идет. Когда уезжаешь подальше, выясняется, что солнце бывает. Иногда неделю стоит. Случается.
Встречались со старым другом. Старый друг прожил два года в Польше. Вернулся, говорит, это как Петербург, только хуже, есть ли смысл? «В Петербурге хотя бы лес рядом». Говорит: давайте бизнес у вас во Франции откроем? Будем торговать джинсами. Хорошие джинсы можно хорошо продать. Или крафтом. Крафт сейчас в моде, нынче хипстеры все хотят крафтовое. Даже трусы.
Все думают, наши джинсы кому-нибудь там нужны.
Один друг моей сестры решил продавать во Франции лифчики и трусы для беременных. Арендовал склад, привез туда две тонны товара, но бизнес не пошел. Звонит сестре в Лион и говорит: можно я тебе немного товара пришлю, нужно склад освободить до конца июня. Она говорит: ну ладно, положу
