и вообще, в конечном счете красота — иллюзия, ибо зависит от настроения индивида в данный момент, от внутреннего (вибрационного) состояния тонких его тел Здесь и Сейчас.
— Так значит, — протянул задумчиво Художник, — ради познания…
— Все ради познания, — усмехнулся Ангел. — Начиная с идеи сотворения мира и заканчивая нашей милой беседой на берегу Ахерона.
Подопечный бросил тревожный взгляд в туман, там, вдалеке, послышался приглушенный всплеск и скрип уключины.
— Уже скоро?
— Как мы решим, — неопределенно ответил Ангел. — Время в этих краях — понятие относительное и… растяжимое, можем и повременить.
— Да, — согласно закивал головой Художник. — Повременим, я хотел узнать, где же мне надо было искать Красоту Божественную? В каких подземельях, пещерах, библиотеках? В каких краях, странах, на каких островах? Где сокрыл Создатель от сынов своих истину красоты и красоту истины?
Ангел щелкнул пальцами, весельные всплески прекратились, черные волны Ахерона замерли, будто рука живописца поставила последний мазок на холсте.
— Все ответы были у тебя перед носом.
Художник недоуменно вытаращил глаза.
— В заповедях Божьих, — расхохотался над реакцией подопечного Хранитель.
Пока отбывающий, его душа точнее, не стал окончательно частью этого плана, он, в отличие от Ангела, пытаясь что-то сказать, теперь смог только начать напрягать лицевые мышцы, рот его открывался слишком медленно, что представляло собой уморительную картину для Хранителя, и, дабы не терять сжатого времени, Ангел начал свою речь.
— Красота меняется вместе с уровнем сознания. Христос видел в каждом Искру Божью, отчего и считал всех без исключения наделенными Отцовской красотой.
Тот, кто видит в женщине только внешнюю красоту, прелести ее лица и тела, есть прелюбодей. Соответствующая заповедь призывает человека видеть иную красоту в женщине, красоту целого мира.
Рот Художника продолжал растягиваться в попытке извлечения звука, но сознание его, и Ангел это прекрасно видел, воспринимало информацию в заданном ритме, посему можно было продолжать экскурс по заповедям.
— Тот же, кто наслаждается только красотой и изысканностью Слова, даже если оно не «прикреплено» к делу, пусто и бездушно, есть лжец, и заповедь призывает его узреть в Слове красоту смысла, звучания и его Живой Силы, когда оное — истина.
— Зем… — наконец сорвалось с губ Художника, глаза его расширились от напряжения, а насмешник Ангел, с очаровательной улыбкой на устах «догадался»:
— …ной.
Веки подопечного начали медленно опускаться. «В благодарность за мою догадку», — решил Хранитель и продолжил свою науку:
— Тот, кто видит красоту в хрипе поверженного, в складках поднятого над павшей цитаделью штандарта, слышит ее в звуках фанфар, трубящих победу, есть убийца, и заповедь зовет его узреть красоту в прощении, в короткой песне меча, входящего в ножны, в силе руки, протянутой упавшему, в могуществе сердца Авеля, обнимающего разум Каина.
Произнеся сие, он убедился, что закрывшееся веко подопечного пошло наверх (значит, был прав, моргнул с благодарностью), и стал терпеливо чистить перья в ожидании продолжения. Когда чистоплюй закончил с правым крылом, Художник «выдал»:
— Клас…
— …сик, — закончил Ангел и приступил к следующей заповеди, точнее, ее связи с обсуждаемым понятием.
— Тот, чьи очи не могут оторваться от красоты вещи, блестящей, сверкающей, струящейся, отточенной, манящей, дорогостоящей, есть вор, и заповедь молится о прозрении грешника сего, не замечающего красоты служения вещи, пусть не ему, но ближнему, а стало быть Богу.
Едва Хранитель произнес последнюю фразу, побагровевший от натуги Художник изрыгнул из себя:
— Ска…
— …зал, — с хохотом прокричал Ангел. По натуре, ангельской естественно, он был добряк и, дабы ускорить процесс говорения подопечного, дважды щелкнул идеально ровными пальцами.
— Красота спасет… — от неожиданности затараторил Художник, но послышались активные всплески весла, и Хранитель снова затормозил течение энергии Хроноса.
— Мир, — усмехнулся он. — Вопрос спорный, в конце концов, мы еще не закончили с заповедями, да и Перевозчик близко. Вот послушай, тот, кто слеп к красоте в себе и видит ее только в окружающих, есть завистник, и заповедь «Не желай чужого» вопиет к такому: узри, счастливчик, красоту Мира Бога не в чужом окне, а в пределах Универса, чьи богатства доступны и есть у тебя уже сейчас.
Глаза у бедного Художника закатились. «Очень напоминает эпилептика», — подумал Ангел, губы же подопечного снова пытались разъехаться в нужную сторону для извлечения звука.
— Упертый, — добродушно промолвил Хранитель. — Ладно, пока «рожаешь», слушай дальше. Тот, чьи очи закрыты для обозрения красоты родительского долга, кто не усматривает ее в жертве матери и отца по отношению к своему дитя, а только видит в сим тяжкий труд и предъявляет нескончаемые претензии, не обретет в сердце почтения и не осознает заповедь эту о красоте разделения себя, подобно Богу, на части.
Из стены тумана, осторожно раздвигая его бархатные, пурпурно-черные складки, показался нос лодки Перевозчика.
— О, да времени в обрез, — воскликнул Ангел. — Идем дальше. Тот, кто ищет красоту в многообразии, находя и бросая, устремляясь далее, а значит, не оставляя в сердце ничего, подобно бабочке порхая с цветка на цветок, заблуждается о ее Единстве, не давая заповеди «об одном Боге» уберечь сознание души от распыления собственной частицы Его. Как тебе такое прочтение? — Хранитель похлопал по плечу Художника, выглядело это так, словно кто-то попытался разогнать дым от костра сухой веткой.
— Он… — выдохнул подопечный, когда губы его завершили необходимое действие. В интонации звучал вопрос.
— Идем далее, — пропустил старания Художника мимо ушей Ангел. — Тот же, кто находит красоту для себя в чем-то одном, пренебрегая многообразием, надевает шоры на очи свои и предает Бога, который есмь Все. Заповедь «Не сотвори кумира» учит видеть Красоту Всего Мира Бога, целиком, а не отдельной части его, перед которой встаешь на колени.
Художник, заприметив появление «долгожданной» лодки, начал нервничать: щеки его, теряя очертания, все же заметно покрылись пятнами, а безвольные губы невероятными усилиями предприняли очередную отчаянную попытку хоть что-нибудь сказать.
— Знал бы ты, сколько воды утекло на земле, пока разеваешь здесь рот, — снова захохотал Ангел. — Финал близок, слушай. Тот, кто разбрасывает лепестки роз в надежде устлать оными собственную дорогу, есть «болтающий Имя Его всуе», ибо красота лепестков быстро увядает без корней и стебля. Заповедь гласит: не трогай красоту, созданную дланью идеальной, скрюченными пальцами несовершенства, просто наблюдай и наслаждайся в благодарности.
Нос лодки тем временем выдвинулся еще, и можно было разглядеть торчащую из-под плаща ногу, выставленную вперед, остальное все еще скрывала пелена. «Старый знакомый», — улыбнулся Ангел и, взглянув на подопечного (тот силился выдуть что-то из сложенных трубочкой губ, получалось «п-п-п-п…»), сказал:
— На десерт. Тот, кто не желает видеть красоты нигде, нарушает заповедь «о дне субботнем», ибо сам Создатель Красоты приглашает в гости, очнуться
