у таверны уже поредела, но несколько любопытных всё еще толклись у статуи бездноплавательницы. Из двери выглянул растерянный Дерек и, завидев Леду, просиял.
– О! Как хорошо, а то вас уже заждались.
Леда машинально потянулась поправить мундир, но вспомнила, что оставила его в комнате. Что ж.
Мужчину у барной стойки сложно было принять за кого-то другого: мундир Когтя – черный, в отличие от бордового, что достался Леде, – сидел на нем как влитой. Бронзовые пряжки сверкали даже в тусклом сиянии камина и парочки световых камней. Плечи незнакомец держал так прямо, словно проглотил несколько линеек, а лицо его было настолько незапоминающимся, что отлично подошло бы для какой-нибудь тайной службы. На Леду он никак не реагировал, пока она не подошла вплотную, а потом приподнял бровь и протянул:
– Могу чем-то помочь?
– Мне сказали, что вы меня ждете.
Краем глаза Леда заметила, как в тенях таверны крадется Тиль, – она попросила его отправиться домой, но он ее, конечно, не послушал.
– Оу, без мундира довольно сложно. С другой стороны… – Коготь сполз со стула, на котором сидел, и оказался пониже Леды. Он поднял на нее взгляд и сощурился. – Работаете под прикрытием? Похвально-похвально, хотя в регионах мундиры открывают все двери. Слышал… – Коготь чуть склонился. – Слышал, вы из Благого Корпуса. Поздравляю! Когти вашего… устроения там довольно частое явление, а?
Леда нахмурилась. Звучало как оскорбление, но она не могла понять почему.
– Замолвите за меня словечко там. Шучу! – Коготь снова вытянулся по струнке. – Мы забрали преступника. Местные дружинники упомянули, что у вас появились дополнительные улики.
– Забрали? Но…
– В его деле открылись новые подробности. Нашли орудие убийства и кусок платья… а также любовное письмо, адресованное не ему. Довольно очевидные указатели. Он признался. Так что благодарю за службу, Благой Коготь!
Леда нащупала рукой стул и облокотилась на барную стойку.
– Признался?
– Бедная леди Дэси… Вы так быстро сработали! Мы приехали, а его и искать не пришлось – уже задержан! Он явно действовал с сообщником, но пока мы…
Письма жгли Леде бедро. Она словно в трансе достала их и передала Когтю.
– Это… – Он пробежался глазами по бумаге. – Что это?
Леда объяснила, но не вспомнила бы, какими именно словами, ни за что на свете.
– Поразительно! Махинации с местным месторождением! Похоже, девушка была не очень с этим согласна.
Открывать иссякший Порез – в любом случае плохая идея. Если бы Ваари и Деж это сделали, у них бы ничего не получилось… или получилось бы что-то ужасное. Что-то вроде запутанных нитей судьбы на другом конце Самоцветного побережья. Ткань Мироздания не любила вмешательства. На что они надеялись? В чем был их план?
– Я бы хотела с ним поговорить, – все же сказала Леда.
– С Дежем? – Коготь расслабил плечи. – Трудновато, если только вы не отрастите крылья. Его отправили прямиком за Хребет – похоже, будем ловить сообщника на живца. Да и тамошние шахты ему понравятся. Вместе с формой. Его цвет!
Коготь похлопал ее по плечу и отправился на выход.
– Можете возвращаться в столицу и наслаждаться службой, Благой Коготь! Больше вас в этом болоте ничто не держит!
Он думал, что Леду сюда сослали. За какую-то провинность. Что ж, в каком-то смысле так и было.
Дверь таверны хлопнула. Справа от Леды появилась большая кружка травяной настойки, а слева – Тиль, который только со второй попытки смог забраться на стул.
– Вот это да! Настоящий Коготь! – выпалил Тиль, а потом осекся. – То есть и ты, конечно, настоящая, но бордовую форму я никогда не видел. Что он тебе сказал?
– Что я раскрыла дело, – пробормотала Леда и благодарно кивнула Дереку, схватившись за ручку кружки. – Ура мне.
– Что-то ты совсем не счастливая, – заметил Тиль, а потом сверкнул улыбкой в сторону бармена. – А можно и мне такую?
Дерек фыркнул. Леда попыталась совладать со странным чувством, которое переливалось в ней через край. К ней обратились как к Когтю. Расион Деж признался в убийстве. Тот самый Расион Деж, о котором соседи сказали бы: «Мы и не думали, что он на такое способен». Ваари объявят в розыск.
Леде нужно было написать письмо. И выспаться.
Глава одиннадцатая, в которой Леда спускается к морю
Ей приснилось море.
Она стояла по колено в соленой воде и слушала вдохи и выдохи прибоя – протяжные, немного усталые. Леда понимала его. Неси она такой груз – тоже вздыхала бы днями напролет так, чтобы ее слышал весь мир. Или хотя бы те, кому не посчастливилось оказаться рядом.
На горизонте все пылал закат. Леда закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Ветер растрепал ее волосы, в нос ударил запах соли…
– Теперь ты знаешь, – прошипели откуда-то сзади.
Леда вздрогнула, распахнула глаза и обернулась.
Она ожидала увидеть Буяна, потому что слова эти прозвучали на хьясу, с тем особенным акцентом, который добавляли в него строение чудовищной глотки, и зубы, и длинный язык. Но за спиной не было никого. Неудивительно, что он стучался и в Ледины сны, – тот, чью судьбу она держала в руках, чтобы изменить.
И изменила.
Леда проснулась от льющихся в мутное разноцветное окошко лунных лучей: когда-то «Край света» должен был восхищать иностранцев, и потому каждая комната щеголяла небольшим витражом. В окне комнаты Леды скалился «Кракен» – по крайней мере, она предполагала, что это он. Что еще может быть таким зубастым и громадным? Разве что Каменный дракон. Или Буян, Узел Ветров.
Буян из колоды Лисы был чудовищем, одним из тех, что родились из чужих ошибок. Разве не иронично, что Тиль назвал Беневолента именно так? Может, и он сам знал о картах или легендах, в которых Буян представал отцом кораблекрушений, – и потому цеплялся за то, к чему привык, а не за то, чего почти не помнил.
Какова вероятность, что Леда забыла не только Беневолента? Какова вероятность, что Беневолент был Когтем? Или служил Благому Корпусу? Или что Леда успела присоединиться к нему? Может, теперь она носила мундир не как самозванец, а как потерявшая память сотрудница, которой осторожно намекнули, что от работы ее никто не отстранял? Осторожно и странно – ни письма, ни записки. Только бордовый мундир Благого Корпуса и ее прежнее имя, которое начало врастать в нее вместе со здешним туманом… или всегда было ее частью?
Лунное сияние оставляло на коже Леды белые бледные полосы. Она вздохнула и начала одеваться.
Накануне она промаялась до вечера, пытаясь понять, что ей делать. Бежать в сторону Двужилья, надеясь догнать служебного механога, у которого была фора? Или сочинить длинный запрос, подписавшись Благим Когтем? Поверят ли ей, если она оставит только свои инициалы? Да и что бы она смогла сделать, догнав Расиона Дежа, признавшегося в убийстве собственной невесты?
После обеда в «Край света» заглянула Сольварай, которая, как оказалось, присутствовала при аресте. Допрос она пересказать не смогла бы – двужильские Когти никого не впустили внутрь, – но отчетливо слышала, когда за дверьми повисло молчание, и видела, как Дежа уводили. Бледный и понурый, он выглядел… виновным.
– Невиновный сопротивлялся бы, не так ли? – заметила Колючка Соль, а Леда только и могла думать, что о его «масках» и природном даре актера.
Может, он не сопротивлялся не потому, что был виноват, а потому, что знал: его отпустят. Но тот мундир сказал, что он признался. И что-то в этом было… что-то в этом было.
В конце концов она оставила Дереку письмо на ближайший рейс – и уснула не сразу. Но больше спать ей не хотелось, оставаться здесь – тоже. Потому Леда собрала свои нехитрые пожитки – только замерла над карманом мундира, в котором когда-то лежал бумажный комок, вытащенный из дома Ваари, – и выскользнула в ночь.
Свет одной полной луны – вторая жалась к горизонту тонким серпом – превращал туман в серебристый театральный занавес. Леда видела нечто подобное в одной из палаток Всесветного рынка, где предлагали маски со всех концов света: заходи и примерь свое новое лицо. Кому-то искать приходилось долго, кто-то находил сразу, но никто не уходил
