— Когда ты его купил? — спрашиваю я.
— Несколько лет назад. Мой отец оставил мне немного денег, когда умер, — как оказалось, честно заработанных, что удивительно.
— Твой отец умер в тюрьме?
Логан рассказал мне кое-что о своем отце, когда мы болтали во время моих учебных перерывов, пока я всю ночь просиживала в библиотеке Нью-Йоркского университета, а он был на дежурстве.
— Извини.
— Не стоит. Не такая уж большая потеря. Самое полезное, что этот ублюдок сделал для меня, — умер. — Он пожимает плечами. — В любом случае, помнишь, как я ездил в Весско на неделю?
Да. Я помню, мне тогда показалось, будто прошел целый месяц.
— Тогда я разбирался с документами, с похоронами. И один раз было солнечно, и я просто ехал, проветривал голову, так, куда глаза глядят… Поэтому я достал монетку и начал ее подбрасывать, чтобы узнать дорогу.
Я смеюсь.
— Мой GPS! Ты у меня научился.
Его глаза скользят по моему лицу.
— Да, это правда.
Во мне взрываются маленькие горячие вспышки — волнение, гордость, — пьянящее осознание, что Логан думал обо мне, даже когда был так далеко.
— И она привела меня сюда. Дом был выставлен на продажу как есть, даже наполовину не законченный, когда я впервые наткнулся на него, — только фундамент и первый этаж. Но это был хороший фундамент — прочный. Что-то, что простоит долго. Что-то на века.
Он смотрит на дом, а я изучаю его профиль. Сильная, прямая челюсть, полный, сочный изгиб его рта, когда он говорит с акцентом, который я обожаю.
— Я нанял строителя, чтобы закончить работу, поставить крышу; использовал первоначальные планы — они прилагались к дому. И еще садовника: он следил за домом, пока мы были в Нью-Йорке, чтобы здесь не поселились бомжи и не расплодились паразиты. Но с тех пор, как мы вернулись домой, я работаю над внутренним ремонтом. Заканчиваю, делаю пригодным для жизни.
Я смотрю на дом — он крепкий, надежный, а участок вокруг него тихий и безмятежный. Когда все будет сделано, получится хорошее место… безопасное, счастливое, замечательное место, куда можно возвращаться в конце рабочего дня.
Дом.
Мне кажется, как будто под моими ногами вдруг открывается воронка и я падаю в нее.
— Ты останешься в Весско? Когда мы все вернемся домой в Нью-Йорк, после того как родятся дети, ты… не поедешь с нами?
Он на мгновение прищуривается, как будто не понимает вопроса. Затем качает головой:
— Конечно, я поеду с тобой. С вами… я имею в виду, моя работа у принца, — он смотрит мне в глаза, — это для меня все. — Логан показывает рукой в сторону своего дома. — Это на потом, тут в конце концов можно будет остепениться. Или, может быть, это просто инвестиция.
Мои ноги снова стоят на твердой земле.
— Хочешь посмотреть, что внутри?
Я киваю так сильно, что подпрыгиваю.
— Да, с удовольствием.
Мы идем по тропинке вместе, бок о бок. Логан кладет свою большую руку мне на поясницу, и моя кожа покалывает, горит.
— Осторожно, там кое-какие обломки — не хочу, чтобы ты упала.
Но он ведь поймает меня.
Внутри дом Логана отделан в викторианском стиле — большая лестница с толстыми квадратными перилами в фойе, открытая планировка с большими комнатами, высокими потолками, деревянными полами, которые уже отшлифованы, но еще не покрыты лаком. Логан протягивает руку и дергает за шнур, зажигая голую лампочку, которая свисает с длинного провода, где однажды будет люстра. Стены не отделаны, открыты, на них видны балки из цельного дерева, кирпич и проводка.
Тихими шагами, потому что это странно похоже на прогулку по священному месту, я следую за Логаном из комнаты в комнату. В той, что будет гостиной, есть только матрас на полу, накрытый чистой простыней и сложенным одеялом. Вот где спит Логан — куда он кладет голову и тело каждую ночь. Может быть, обнаженное тело.
Этот матрас зовет меня — уговаривает меня лечь на него, прижаться кожей к той же ткани, к которой прикасался он, и свернуться клубочком, купая мое тело в его запахе.
И мне все равно, насколько безумно это звучит.
Несмотря на отсутствие бытовой техники — там, где будут стоять плита и холодильник, сейчас пустые места и торчащие провода, — в кухне уютно. Матово-серые мраморные столешницы, шкафы вишневого цвета, выложенный плиткой фартук из белой и прозрачной мелкой плитки. Над раковиной из нержавеющей стали окно с видом на задний двор, так что даже мытье посуды будет здесь приятным занятием.
— Тебе нужны занавески, — говорю я.
— У меня нет стен.
Я смеюсь.
— Шторы делают дом домом, Логан. Это как брови. Ты когда-нибудь видел, как странно кто-то выглядит без бровей? Ты ведь не поступишь так с ним — все остальные дома будут смеяться.
И он смеется — глубокий, громкий рокот в его груди, которую я хочу почувствовать своей щекой.
Кончики его пальцев скользят вверх по моей руке.
— Пойдем, лучшая часть наверху. Я хочу показать тебе.
Логан берет фонарик со стола, чтобы осветить наш путь вверх по лестнице и дальше по коридору в круглую комнату в башне. Это то, что однажды станет главной спальней. Она огромная — размером со всю нашу квартиру над кофейней в Нью-Йорке.
Но это не самое лучшее.
Лучшая часть — это потолок. Панорамное окно во всю крышу открывает темное пространство ночи и сотни мерцающих звезд, как будто небеса — это потолок.
— В стекло встроены жалюзи, — объясняет Логан. — Они закрываются нажатием кнопки, чтобы я не обгорел во сне.
— Логан… — выдыхаю я. — Это волшебно.
Он стоит рядом со мной, его рука всего в нескольких сантиметрах от моей. Его улыбка легкая и расслабленная.
— Я рад, что тебе нравится, Элли.
Мой голос становится прерывистым, я говорю, ни о чем не заботясь и не думая.
— Как раз тогда, когда я думаю, что ты больше ничем не сможешь удивить меня, ты показываешь мне это.
Он поворачивается ко мне лицом, его подбородок опускается.
— Я тебя удивляю?
— Все время. И всегда так делал.
Здесь, в этой полутемной комнате, со светом, направленным вниз, все кажется тайным и безопасным. Очаровательным и совершенным. Другой мир — другое измерение, где больше ничего и никого не существует. Только Логан и я, вместе, в этот момент, под звездами.
— Логан?
— Да.
— Ты… ты когда-нибудь думаешь обо мне?
Он не моргает и не отворачивается. Его темные глаза сияют в темноте, удерживая мой взгляд.
