— В этом есть какая-то скрытая сила, — сказал он Сониному коту, спавшему на радиоприемнике в мастерской. — Чувствует мое сердце, что все это не просто так.
После этого Баттс отправился домой, считая, сколько ему попадется вдоль дороги мертвых оленей, а на дороге — мертвых койотов и мертвых кроликов, и еще койотов, и еще кроликов, и мертвых гремучих змей, и живых гремучих змей, которые пока нежатся на солнышке, но скоро будут мертвыми… Как пахнет кровью! Ого, да это же половина мертвой антилопы!
Ничего особенного
Скроуп шел сквозь них — сквозь ветреный день и сквозь хлещущие ивовые ветви в балке.
В тот день они с миссис Фриз и двумя подручными — Бенни Хорном и Коди Джо Бибби — перегоняли двести животных на север, на ферму, которую Скроуп арендовал. Равнина, поросшая волнистой травой, колыхалась, как шкура зверя, отгоняющего назойливых мух. По пути Бенни Хорн потерял свой жакет и сломал зуб.
— Хорошо еще, что яйца у тебя в мошонке, — сказала ему миссис Фриз, — не то бы ты и их потерял.
Что-то с самого начала пошло не так: шляпы слетали, пыль разъедала глаза. Джери не встретила их с пивом и сэндвичами в Текучей балке. Скроуп решил, что она, должно быть, не смогла завести автофургон. В час дня Киль Джонсон и его младший сын Плизант, уютно отрыгивая вареной говядиной и редькой, присоединились к ним в путешествии по угодьям Скроупа, но коровы пугались, когда дорогу переезжал туристический фургончик, боялись моста и звуков, которые издавали на мосту их собственные копыта, и разбегались во все стороны, пересекая свежеасфальтированное шоссе и оставляя на черном желтые подтеки; эта жидкость пачкала асфальт и неприятно стекала с копыт. Когда они наконец собрали стадо и двинулись дальше, у Коди Джо начались его обычные судороги, и парень упал с лошади.
— Ключицу сломал, — сказала, ощупывая его, миссис Фриз.
Джонсон, у которого были дела в городе, сказал, что заодно отвезет и Коди Джо.
— Если хочешь, — прибавил он, — можешь оставить скотину до утра. Вызовешь пока подмогу.
Скроупу страсть как не хотелось принимать это предложение: лишние траты.
А что оставалось? Возвращаться в «Кофейник» и звонить по телефону?
— Бенни, хватит хныкать, — сказал тогда Скроуп, — дай-ка мне подумать.
Ветер дул в уши, теребил конские хвосты. Холодало. За полмили до дома они увидели что-то маленькое и голубое, висящее на проволочной изгороди, развевающееся на ветру. Этот попугайский яркий синий цвет был знаком Скроупу. Он потянулся и снял их с забора — нарядные трусики Джери, у них была из-за этих трусиков целая война: семьдесят пять долларов за клочок шелка. Бенни и миссис Фриз отвернулись, видя его замешательство и щадя его чувства. Скроуп знал, что эту тряпочку не ветром сюда принесло — он еще не внес плату за вентилятор. По пути домой он перебирал в уме возможные варианты объяснений.
Скроуп не очень удивился, увидев у себя во дворе фургон Джона Вренча с открытой кабиной, и, с учетом этого факта, не очень удивился, увидев и хозяина фургона в койке, работающего по-ударному, по-ковбойски. Он услышал, как его жена говорит: «Еще, еще, давай, не останавливайся!» — а потом она увидела его. Скроуп ничего не сказал, вышел, отправился на кухню и хлебнул виски. При этом он слышал, как за стенкой всхлипывает Джери, а Джон Вренч одевается и спускается по лестнице. И еще он слышал, как Вренч говорит ему через дверь: «Кар, это не то, что ты подумал».
Скроуп сперва ничего особенного не почувствовал. Это уже потом он, ощущая жгучие приступы обиды, сглатывал жгучую кислоту ревности. Однако Джери, охваченная огненным чувством вины, объявила, что все кончено, и завопила о разводе. Скроуп сказал, что это бред. Через полчаса после того, как он вошел в спальню, он и не думал, что все кончено: так, ухаб на дороге — миновать его и идти дальше! Его голубые глаза наполнились слезами. Скроуп хотел сказать жене, что во всем виноват только Джон Вренч. Ничего особенного, хотел сказать он и не мог, я ведь тоже пару раз ходил на сторону. Но что бы это дало? Скроуп подумал, что ничего не надо менять, еще не зная, что так или иначе боли все равно не избежать; так ракета-разведчик сама обнаружит радиоактивное ядро.
— Давай все обсудим, — говорил он. — Давай отъедем куда-нибудь и все обсудим. — При этом Скроуп быстро и жадно хлебал виски, так что весь ворот его рубашки промок, и в конце концов он все-таки затащил жену в фургон, однако все, что он мог ей сказать, было: «Давай поговорим», а все, что она могла на это ответить, было: «Давай разведемся». Дальше этого супруги не продвинулись. А потом они вдруг каким-то образом съехали с автомобильного моста, колеса закрутились в воздухе, и Скроуп с хрустом свалился в какое-то полное боли пространство величиной с гулькин нос, а Джери тщетно звала мужа на помощь.
К тому времени, как он вышел из госпиталя и стал способен снова держать ложку, она уже переехала в Сигнал и подготовка к разводу шла полным ходом. Дома не осталось ничего от нее, кроме полупустой коробки с тампонами в ванной и пары зимних ботинок в прихожей.
Шпоры с кометами
Саттон Маддимэн сам варил пиво в подвале, и в тот день отправился в город за солодом. Он тащился по обочине, и складка его истинно скотоводческих штанов полоскалась на ветру. Он шел мимо компьютерных магазинов, где красовались коробки с устаревшим программным обеспечением, мимо юридических контор с голубыми занавесками. Он остановился напротив окна Баттса и поглядел на шпоры, искусно выложенные на витрине: пара седельных шпор без орнамента с широкими проемами для бедер и остриями, закрепленными под углом в пятнадцать градусов от центра, чистые и функциональные линии; пара девичьих шпор с орнаментом, напоминающим чулок блудницы викторианских времен, и высоким башмаком; шпоры с прямыми бронзовыми остриями, отделанными под турецкий шеврон, с колесиками в форме острых маленьких башмачков. «Славная работа», — подумал Маддимэн. И вошел в лавку, прикинул, что можно было бы подарить Инес на день рождения цепочку для ключей, хотя вообще-то он уже дарил ей это два года назад.
Соур Харольд Баттс стоял за стойкой, читая письмо из Каспера, с пакетиком травяного чая в руке. Маддимэн прошелся вдоль витрины, пропитанной запахами масла, металла, кожи, хибискуса и ванили, и остановился возле шпор с изображением кометы.
— Что желаете? — спросил Баттс.
— Можно поглядеть вот эти? — Баттс оттопырил губу, положил шпоры с кометами на стойку и начал теребить загрубевшим пальцем кончик своего «конского хвоста».
— Довольно мило, — заметил Маддимэн. Он был не прочь поболтать с хозяином. А что это на них изображено?.
— Это комета Хэйл-Боппс. Ох, и много же времени я потратил на эти шпоры — просто спал на столе. Холодно было, но зато я просыпался и работал дальше, — и вот эта штука перед вами. Прекрасная. Ужасная. Как известно, положение Земли в космосе начинает меняться. В нашем мире появляются силы, которые могут устроить железный водоворот, вызвать цунами высотой в полтораста метров. Мы живем в последние времена — да вы и сам небось это чувствуете, — миллениум, масса знамений, войны, ужасные поветрия, штормы и наводнения. Комета была знаком. Я использовал новейшее вращающееся сверло, — специально привез из Каспера, чтобы вырезать это.
