в классе не удивляет. Но мы-то с Шурой знаем, чего ей стоят эти «отлично».
… Шура, способный и все схватывающий быстро, часто готовил уроки небрежно и, случалось, приносил домой «посредственно». И каждая посредственная отметка брата огорчала Зою сильнее, чем его самого:
— Это работа твоя, понимаешь? Ты не имеешь права недобросовестно относиться к своей работе!
Шура только морщился и охал, слушая ее, потом не выдерживал:
— Что же, по-твоему, я не способен понять всю эту премудрость?
— Если способен — докажи! Перелистал книжку и бросил? Нет, ты начал, так дойди до конца! Тогда скажешь: способен. Не люблю я, когда делают кое-как. Это просто отвратительно!
* * *
— Зоя, ты почему такая хмурая?
— Получила «отлично» по химии, — нехотя отвечает Зоя.
На моем лице такое изумление, что Шура не выдерживает и громко хохочет.
— Тебя огорчает отличная отметка? — спрашиваю я, не веря своим ушам и глазам.
— Сейчас я тебе все объясню, — говорит Шура, потому что Зоя упорно молчит. — Она, видишь ли, считает, что отметка незаслуженная, что она химию на «отлично» не знает.
В голосе Шуры неодобрение.
Зоя опускает подбородок в ладони и переводит невеселые, потемневшие глаза с Шуры на меня.
— Ну да, — говорит она. — Никакой радости мне это «отлично» не доставило. Я ходила-ходила, думала-думала, потом подошла к Вере Александровне и говорю: «Я ваш предмет на «отлично» не знаю». А она посмотрела на меня и отвечает: «Раз вы так говорите, значит, будете знать. Будем считать, что «отлично» я вам поставила авансом».
— И уж наверно подумала, что ты притворяешься! — сердито говорит Шура.
— Нет, она так не подумала! — Зоя резко выпрямляется, горячий румянец заливает ее щеки.
— Если Вера Александровна справедливый и умный человек и если она хоть немного знает своих учеников, она о Зое так не подумает, — вступаюсь я, видя, как задели и огорчили Зою Шурины слова.
… В тот же вечер, когда Зоя зачем-то ушла из дому, Шура опять заговорил о происшествии с отметкой по химии.
— Мам, я ведь не зря сегодня Зою ругал, — начал он с необычайной серьезностью. Он стоял спиной к окну, упираясь обеими руками в край подоконника, сдвинув брови; между бровями появилась косая сердитая морщинка. — Ты пойми, мам: Зоя иной раз поступает так, что никто не может этого понять. Вот с этой отметкой. Любой в классе был бы рад получить «отлично», и никто бы даже не подумал рассуждать, заслуженная отметка или не заслуженная. Химичка поставила — и все. Нет, Зоя какая-то уж через меру строгая! Или вот, смотри: на днях Борька Фоменков написал сочинение — хорошее, умное. Но он за собой знает: у него всегда много ошибок. Так он взял и приписал в конце: «Без грамматической ошибки я русской речи не люблю». Все смеялись, а Зоя осуждала. Это, говорит, его работа, его дело, и тут не место шуткам… Мне что обидно, — горячо продолжал Шура, — ведь она же понимает шутки и посмеяться любит, а вот в школе об этом, по-моему, даже никто не догадывается. Стоит кому-нибудь набузить… ну, в общем, наозорничать, поправился он, заметив мой взгляд, — и даже не сильно, а совсем немножко — и Зоя уже сразу читает нотацию. Или тоже вчера — ты даже не знаешь, какой шум поднялся в классе! Был диктант. Одна девочка спрашивает у Зои, как пишется: «в течение» или «в течении». И Зоя ей не ответила, ты подумай только! В переменку весь класс разделился — половина на половину — чуть не в драку: одни кричат, что Зойка плохой товарищ, другие — что она принципиальная…
— А ты что кричал?
— Я-то ничего не кричал. Но только имей в виду: я бы на ее месте никогда не отказал товарищу.
С минуту мы оба молчали.
— Послушай, Шура, — заговорила я, — когда у Зои не выходит задача, а у тебя все решено, Зоя просит тебя помочь ей?
— Нет, не просит.
— Помнишь, как она раз просидела до четырех часов утра, а все-таки сама решила ту запутанную задачу по алгебре?
— Помню.
— Я думаю, что человек, который так требовательно, так строго относится к самому себе, имеет право требовательно относиться и к другим. Я знаю, ребята считают так: подсказка — дело святое. У нас в гимназии это было законом. Но это старый плохой закон. Я не уважаю тех, кто живет на подсказках и шпаргалках. И я уважаю Зою за то, что у нее есть мужество сказать об этом прямо.
— Ну да, некоторые ребята тоже так говорили, что, мол, Зоя прямой человек и говорит то, что думает. Вот Петька сказал так: «Если я не понимаю, она мне всегда все объясняет, никогда не отказывается, а во время контрольной подсказывать нечестно». Но все-таки…
— Что же «все-таки»?
— Все-таки это не по-товарищески!
— Знаешь, Шура, если бы Зоя отказывалась помочь, объяснить — вот это было бы не по-товарищески. А отказать в подсказке, — по-моему, это и есть честный поступок.
Я видела, что мои слова не убедили Шуру. Он долго еще стоял у окна, не читая перелистывал книгу, и я понимала, что спор с самим собой продолжается.
* * *
Кое-что в рассказе Шуры растревожило и меня.
Зоя — живая, веселая девушка. Она любит театр и, если смотрит какой-нибудь спектакль без нас, всегда так выразительно и горячо рассказывает о виденном и слышанном, что нам с Шурой кажется, будто мы сами видели пьесу. Сквозь ее постоянную серьезность нередко прорывается неудержимый юмор, унаследованный от отца, и тогда мы весь вечер смеемся, вспоминая разные забавные случаи. Иногда Зоя разговаривает своим обычным тоном и вдруг едва заметно изменит голос, выражение лица… Сама она при этом никогда не улыбнется, а мы с Шурой хохочем до слез, узнавая человека, о котором зашла речь.
Вот Зоя чуть согнулась, поджала губы и говорит степенно, с долгими паузами:
— А я, милые мои, вот что вам скажу, уж вы не обессудьте… Вы, молодые, не верите, а только уж если кошка перебежит дорогу — быть беде…
И перед нами, как живая, встаёт старушка — соседка по прежней квартире.
— Верно, верно: Акулина Борисовна! — кричит Шура.
Вот Зоя нахмурилась и произносит строго, отрывисто:
— Почему непорядок? Немедленно прекратить! Иначе буду принужден принять меры!
И мы со смехом узнаем школьного сторожа в Осиновых Гаях.
Чувство юмора редко покидает ее, и она умеет говорить смешные вещи, оставаясь серьезной.
Зоя любит гостей. Когда к нам заходит дядя Сережа, или моя сестра
