1
Он равнодушно разглядывал этих двоих, пришедших к нему из умирающего мира людей.
Как давно это было – времена, когда он мог назвать себя одним из них. Но в новом мире нет места людям. Несмотря на то, что именно люди по глупости своей и жадности создали этот новый, враждебный им самим мир. Непросто общаться с теми, кто совсем недавно считал себя единственной разумной расой на Земле. Смешные существа, вообразившие себя вершиной природы! Долгие дни, проведенные в мире зарождающейся новой жизни, открывают глаза на многое. Люди, как огня, боялись этого «активного мутагена» – философского камня генной инженерии. А он, Злой, мог теперь бесконечно наблюдать, как работают удивительные механизмы новой жизни.
Это действительно чужая, враждебная жизнь. Враждебная всему отжившему, закостенелому, а значит – проигравшему борьбу за существование. Вот эти двое, считающие себя венцом творения, они так и состарятся в своих неизменных телах и сгинут, так и не поняв, что жизнь – это постоянное движение, изменение, превращение. То, что вселяет в них ужас, то, что они называют «мутацией». Но им не приходит в голову, что для новой жизни неизменно «мутировать» – это и означает «жить»…
– Эй, Ник! – крикнул Шон. – То есть Злой, я хотел сказать! Ты помнишь меня?
Злой вышел из состояния привычной задумчивости и приблизился к звавшему. Посмотрел на него, склонив голову набок, вдохнул его запах…
– Ник, брось свои шуточки! – заорал Шон, пятясь. – Убери свое чудище, сам подойди!
Это привычка – своими глазами и ушами посылать вперед зверя. Ведь нет большой разницы, какими глазами смотреть, а чутье у Цербера лучше. Злой сделал над собой усилие – и направил к людям свое человеческое тело. Почти человеческое.
Теперь они оба возвышались над сжавшимися на бетоне усталыми людьми – Злой и его неизменный спутник.
– Ты совсем не изменился, Ник Кейси, – усмехнулся Шон, отбрасывая гранатомет. – Только прическу сменил, что ли?
– Я давно уже не Ник Кейси. И ты это знаешь.
– Прости, Злой. Просто я хотел убедиться, что это именно ты. Хотя кто еще мог вытащить меня из такой передряги?
– Когда-то ты вытащил меня, – сказал Злой. – Теперь моя очередь. Этот симбиоз между нами навечно, Шон… А ты кто?
Злой перевел взгляд на лейтенанта. Илья демонстративно оттолкнул от себя пулемет. Сказал, стараясь сохранять спокойствие и приветливость:
– Илья Королев, морская пехота ВМФ России. Я… – и замолчал, скованный неожиданно нахлынувшей волной ужаса.
Злой бросился к нему – мгновенно, неуловимо – и его жутковатое осунувшееся лицо почти уперлось Илье в глаза. Злой будто пронзал его взглядом, и в ушах снова прозвенело это самое: «Кто ты?»
И вдруг Илья понял, что у него нет ответа. По-крайней мере, верного, который устроил бы этого странного человека.
Злой отпрянул столь же внезапно. Между ним и Ильей возник этот чудовищный зверь, который теперь испепелял русского взглядом вместо хозяина. Илья чувствовал: одного неверного слова, одного движения достаточно, чтобы тот, кого звали Цербером, превратил его в кровавое месиво.
– Что ЭТО? – повторил Злой, указав на обалдевшего морпеха.
– Я не понимаю тебя… – пробормотал Шон. – Это мой друг. Мы вместе искали тебя…
– Меня ищут многие, – глухо сказал Злой. – И это всегда связано с тьмой и смертью. А сейчас ты привел ко мне саму Тьму…
– Ты ошибаешься! – дрожащим голосом выкрикнул Илья. Он косился на зверя, готового убить его по первому приказу хозяина. – Я пришел с добром, и я уйду, как только…
– Вспоминай! – Злой снова был рядом, пронзая парня колким взглядом. – Ну же – правду! Кто ты? Откуда ты взялся?
На голову легла холодная тяжелая ладонь. От нее, казалось, исходили колкие электрические разряды. И тут же в глубине мозга раздалось злобное рычание, готовое разнести вдребезги ослабевшее сознание.
– Эксперимент… Долг, – прошептал Злой. Именно Злой, а не тот повелевающий Голос в глубине мозга.
И тут лейтенант вспомнил.
Вспомнил свою смерть. Жуткую, мучительную смерть в тесном железном ящике. Вспомнил, как горела и лопалась кожа, как оплыло и стекло к коленям лицо, как взорвались от жара глаза, как закипел мозг…
– А-а-а!!! – он выл и корчился от боли, но воспоминания продолжали мучать его.
Вот падает расплавившаяся дверца и вываливается наружу его обугленный, дымящийся труп. Что-то, что некоторые называют душой, еще цепляется за эти зловонные головешки. Но со всех сторон на горячее пепелище уже стекаются стремительные ростки жизни – чужой, непохожей, но все же жизни. Ростки впиваются в его тело – и распадается обугленной плотью. И тоненькие ростки, привыкшие высасывать чужую жизнь, вдруг начинают наполнять жизнью обугленный труп. Клетка за клеткой, мышца за мышцей, нейрон за нейроном они возрождают это тело, и душа робко возвращается обратно, осваивая новую обитель.
