Отец Рождество.
Пытаюсь представить французские дома без окон, и у меня это плохо получается.
— Но есть и другая легенда. Там прототип Деда Мороза спасает трех девс… кхм… девиц от публичного дома, — заговорническим шепчет Рафис.
— Ты меня совсем за глупую держишь, что ещё за любовный роман с Дедом Морозом в главной роли? — смеюсь от такой идеи. — Издеваешься, да? — А вот и нет! Я думал, что тебе нравятся любовные романы. При этих словах он ведёт пальцем по моей раскрытой ладони, а я напрягаюсь и вглядываюсь в лицо Рафиса: неужели он знает, что я их пишу?! Почему он заговорил о романах?
Но Рафис уточняет:
— Нравятся, как и большинству девушек, разве нет?
Уф, а я уж было начала волноваться!
— Так что там с Дедом Морозом?
— Для тебя наверняка не новость, что один из вдохновителей доброго старика был христианский святой Николай — человек, существовавший на самом деле. Так вот, одна из легенд о нём гласит, что он узнал о трёх сёстрах-красавицах, чей отец из-за нищеты не мог собрать им приданое и задумал продать их в публичный дом. Дальше история «18+». Тебе есть восемнадцать?
Рафис подносит мою руку к своему лицу и легко цепляет кожу зубами, следом тут же целуя укус. Он играет со мной, а я таю, но заставляю себя держаться. Снова смеюсь в ответ:
— История «18+» со святым Николаем?! Ну и шуточки у тебя!
— Эх, я бы тебе рассказал, а, может, и показал бы… но ты права, ты не доросла до такого. — Раф сжимает мою кисть, потому что я пытаюсь её вырвать. Он снова смеётся: — Ну ладно, ладно, шучу! Легенда гласит, что Николай собрал три мешочка с золотом и подкинул их в дом сестёр, чтобы спасти девушек от печальной участи. По одной из версий легенды он их бросил в трубу. А мешочки эти угодили в носки, вывешенные над очагом для просушки.
Да уж, прямо сюжет для романа «Любовный квадрат». И пока я размышляю, а реально ли обыграть легенду так, чтобы никоим образом не задеть чувства верующих в западного Деда Мороза, таксист обьявил, что мы уже приехали.
Я не зря говорила о красном — он был цветом вечера в «Эспри Боэм». Предупрежденная, я оделась в ярко-красное платье до колен из тонкой шерсти и накрасила губы в цвет. Рафис так не заморачивался. Мужчинам проще: белая рубашка, чёрные классические брюки — наряд на любой вечер.
Хоть я и знала, что Рождество у французов — главный праздник в году, и что его отмечают торжественнее, чем Новый Год и, как правило, в узком семейном кругу, я оказываюсь не готова к увиденному. Ресторан не узнать, так щедро он украшен к празднику.
Играет тихая музыка, а в углу я вижу ёлку, наряженную в красные, белые и серебряные шары и гирлянды. На полу под ёлкой — коробки, перевязанные лентами.
Ой, а я ведь ничего не предусмотрела в подарок хозяевам! Рафис проследил за моим взглядом и успокаивающе сжал мне локоть:
— Это просто декорации для фотографий, чуть позже я тебя сфоткаю там на память. А подарок я Грегу уже сделал, и, так как ты со мной, он считается от нас обоих. Пойдём, я тебя кое с кем познакомлю.
«Ты со мной». Никак не могу к этому привыкнуть.
Всю прошедшую неделю Раф был неизменно внимателен и невероятно мил. Это не удивительно, что он открыл собственное дело. Он не из тех мужчин, кто довольствуются тем, что предлагает судьба. Он сам ставит себе цели и идёт к ним, это я уже поняла.
Иногда с ним бесполезно спорить. Как в случае с моим заляпанным грязью полушубком — он просто забрал его с собой и вернул мне его чистым пару дней спустя.
Я отказалась от его предложения возить меня на работу. Во-первых, не хочу, чтобы снова пошли сплетни, а во-вторых, его собственный офис в другой стороне. Но он и слушать не стал эти доводы, когда речь зашла об обратном пути. Каждый вечер он ждёт меня на «нашем» месте в переулке и везёт до дома. Пару раз мы ужинали вдвоём в ресторане. Ничего шикарного, просто и уютно.
Он всё время касается меня, как до этого в машине, словно приручая к себе и своему присутствию в моей жизни. Сначала я дергалась каждый раз, но постепенно привыкла, ведь он никогда не переступает границ. Паркуясь перед моим подъездом, Раф нежно целует меня, надеюсь, не догадываясь о том, как заходится моё сердце, и как с каждым вечером мне всё труднее выскальзывать из машины и из его объятий. Но я больше не звала его к себе, так как не готова к большему.
Сейчас мы спорим о том, где я буду встречать Новый Год. Рафис настаивает на том, чтобы мы были вместе, а я собираюсь уехать к родителям. Пока не хочу его звать к ним, я ещё помню, как он назвал меня «просто коллегой» в разговоре со своей мамой.
От размышлений меня отвлекает его голос.
— Наташа, познакомься, это моя мама Румия Рафисовна. Мама, это моя Наташа.
Что?… Кто?!
Широко раскрыв глаза, я смотрю на красивую темноволосую женщину. Она невысокого роста и вся какая-то маленькая. У неё глаза Рафиса. Точнее, наоборот. На автомате протягиваю руку, пытаясь пробормотать вежливую фразу, принятую в таких случаях, но женщина опережает меня, мягко обнимая. Это длится пару секунд, но полностью лишает меня дара речи.
— Милая моя, мне очень приятно. Зови меня Римой, хорошо? — её голос журчит ручьём, в нём столько энергии, что это неожиданно для её хрупкой комплекции. — Рафис столько рассказывал о тебе, но забыл упомянуть, какая ты красавица! Теперь я понимаю, почему он убегает от меня на Новый Год. Но я тоже приглашена, поэтому, желаю вам хорошо повеселиться!
Она, может, и понимает, а я нет! Смотрю на Рафиса. Он стоит рядом, чуть сощурив глаза. Значит, вот как — «моя Наташа»?
Открываю рот, чтобы оповестить его о своих новогодних планах, в которые он пока не входит, но и тут не успеваю. Его рука обвивает мою талию, прижимая к его боку.
— Мама, не смущай Наташу. Мы пока ещё не знаем, где будем тридцать первого. Но у нас ещё несколько дней, чтобы решить этот вопрос. Да, любимая?
«Лю…» — я не ослышалась?
Смотрю в лицо Рафису, забыв обо всём вокруг. Краем уха слышу, как его маму кто-то зовёт, и она быстро с нами
