— Почти. — Хмуро фыркнула Ману, подарив Антону незабываемый по экспрессии взгляд, так что чуть шляпу не подожгла.
— Это ничего. — Милостиво разрешила соседка. — Приживетесь, примелькаетесь. Здесь всем рады. Номера Зинкиного нет у меня. В администрации спрошу, вам перезвоню обязательно.
Напившись чаю по третьему кругу и откланявшись, Лозинский в сопровождении «казашки» двинулся на ближайшую автобусную остановку — это было проще, чем дожидаться такси, поскольку предстояло преодолеть всего-то девять километров пути до Невьянска. На остановке профессора разобрал такой хохот по поводу определения этнической принадлежности сеньоры Дельгадо, что по шляпе он все-таки получил — правда, в сопровождении ответного смеха сеньоры.
Увы — короткая дорога в Невьянск также оказалась неудачной. Из-за последних двух дней осенних школьных каникул комплекс историко-архитектурного музея Невьянской башни, куда так хотел попасть Лозинский после вороньего сна, оказался закрыт для посещения обычными экскурсантами — все рабочие часы второго и третьего ноября были строго распределены между организованными группами приезжающих в сопровождении учителей школьников. Гости из Екатеринбурга прождали напрасно и вынуждены были отложить визит на завтра — профессор все же представился местным коллегам и заручился обещанием попасть вне записи.
Оставалось ждать. Алла молчала, не ответив даже на звонок Ману.
ГЛАВА 14.
Чародей из башни и мыльная пена
— Сами понимаете, Антон Андреевич, у нас режим. — Сказала директор музея. — Экскурсии по записи, школьники, каникулы. Скоро все утрясется, я надеюсь. Что вас интересует, коллега?
Примечание: автор не уточняет, в какой период времени происходит действие романа, но предположительно это начало ноября 2020 года — со всеми нюансами пандемии, о которой лишний раз упоминать не хочется. Отсюда и экскурсии по записи.
Если намерение визитера с ученой степенью — «просто пройтись, показать музей иностранной гостье» — слегка удивило директора, то она не подала виду. Вежливо кивнула и позволила профессору-историку и его спутнице прогулку в промежутке между «заходами» двух экскурсионных групп.
Лозинский тут никогда не был. Невьянская башня, размещающаяся не так далеко от здания историко-архитектурного музея, белела под небом последнего осеннего месяца: сине-серым, неприветливым, нагруженным тяжелыми снеговыми тучами небом. Резко похолодало. Колкие кристаллы снежной крупы сыпались вниз, атакуя открытое, ветром продуваемое пространство музейного ансамбля. Наклонную башню (помимо фотографий) Лозинский видел только на деньгах: на купюре «пять уральских франков» девяносто первого года (товарно-расчетных чеков, недолго просуществовавших после развала СССР при поддержке тогдашнего премьер-министра), а также — на серебряной монете Банка России, выпущенной в две тысячи седьмом году. И вот теперь мужчина вошел внутрь, стараясь сконцентрироваться только на самом факте посещения башни, откинув посторонние мысли.
Никакой зловещей аномальщины профессор не чувствовал. Что он здесь делает, почему поддался импульсу, думая, что тут ждет разгадка?.. Тесные помещения, самые разные лестницы — то прямые, то закрученные в штопор, металлические железные стяжки внутри башни, варварски роскошное чугунное литье — и вместе с тем, простые до ассоциации с монашескими кельями комнатки, — и до сих пор неясное функциональное назначение ряда этажей…
— Это тоже твое место силы? — подала голос Мануэлита. — Как лес?
— Не уверен. — Антон пожал плечами. — Может быть, просто глупый сон. Вчера меня сюда отчаянно потянуло. Сейчас чувствую себя дураком.
— Сон?..
— Да. Вот об этом месте.
Они как раз находились в слуховой комнате. Профессор, было, собирался рассказать об особой геометрии сводчатого потолка, порождающей звуковой эффект, но…
Конец фразы потонул в бое курантов, расположенных на седьмом и восьмом этажах. Тяжеловесный механический и музыкальный механизм, ниша под грузы которого проходит под всей длиной башни, имеет три заводных вала. Первый вызванивает каждую четверть часа, второй — бой получасов и часов, ну, а третий — сам бой курантов. Загадочное приобретение Акинфия Демидова у английского часовщика Ричарда Фелпса, за фантастические пять тысяч рублей золотом при том факте, что строительство целой башни со всеми работами обошлось всего-то на тысячу меньше! Именно Фелпс изготовил колокола, будучи мастером литейного цеха в Лондоне — его колокола являются также украшением курантов собора Святого Павла в Риме. Но кто был часовой мастер, почему Демидов привез часы не из Голландии (по моде, заведенной Петром Первым), как удалось преодолеть сложности доставки при том, что со времен Северной войны Россия и Англия не имели даже дипломатических отношений вплоть до семьсот тридцать второго года?!
В рассказе Алексея Толстого страшный бой этих часов мистическим образом слился с фактом прихода черной смерти — чумы. Все те же отголоски народной молвы, приписавшей богатство Демидовых помощи нечистой силы…
Сейчас куранты отзванивали фрагмент из оперы «Иван Сусанин», но в восемнадцатом веке они играли совсем другие, английские, мелодии…
Шляпа слетела, когда Антон резко запрокинул голову. Мелодия, которую он внезапно услышал, не имела отношения к бессмертному творению Михаила Ивановича Глинки. Со старинной английской музыкой Лозинский не был знаком, а куранты не должны были ее вызванивать в двадцать первом веке…
А потом перед мужчиной внезапно раскрылась простая деревянная дверь — такая же, в какую он вошел несколько лет назад в одном из московских офисов ОМВО, на территории бывшей Немецкой слободы, канувшей в Вечность вместе со всеми своими обитателями.
Нулевой портал приглашал войти — там, где не было и не могло быть входа. Как будто здесь, в Невьянской башне, портал годами ждал одного-единственного посетителя — потомка Якова Брюса, чародея из Сухаревой башни…
Конечно, все они были знакомы — так или иначе. Люди, творящие эпоху. Успевшие сделать так много за относительно короткую жизнь — в то время, когда при минимуме технических средств, отсутствии умных машин, гаджетов, облегчающих общение и прочего удавалось сделать шаг вперед, — и каждый шаг был открытием. Они были знакомы. И потомок шотландских королей, Яков Брюс, человек, чья библиотека состояла из полутора тысяч книг, написанных на четырнадцати языках — не для того, чтобы щеголять ученостью, а чтобы читать. И Никита Антюфеев, ставший впоследствии Демидовым, постепенно наращивающий производство металла на своих заводах — не в ущерб качеству, а только с повышением такового.
И Акинфий Демидов, первый, кто начал экспортировать металл с торговой маркой «Старый соболь» в Европу и Америку, утерев нос Англии, которая таким качеством похвастаться не могла. И многие другие — сообщество талантливых людей, обладавших неисчерпаемой энергией преданности делу, которым занимались. История записывает их в различные тайные общества? Что ж, может быть, они в них и состояли.
