до разлома головы на две или более частей. Меня снова немного мутит и мне срочно нужно на воздух.
Выход я беспроблемно нахожу сама — ума не приложу, зачем за мной тащится этот парень-медбрат.
— Ведь вы сказали, роженица — ваша подруга? — безразлично замечает он.
— Так я ж не в этом смысле…
— Если бы вы не дали понять, что именно в этом, вам не разрешили бы поехать с ней в скорой.
— Слушай, — говорю я ему, — если б я с ней не поехала, она бы тут вообще померла.
* * *
Глоссарик
боул — «чашка», блюдо, широко распространенное в международной современной кухне, заимствованное из азиатской, в первую очередь, японской и корейской кухни и состоящее из сочетания отварного злакового и бобовых с сырыми ингредиентами, такими как рыба, овощи, фрукты, орехи, семена и зелень, заправляемое салатными соусами
бэйгл — бейгл или бейгель, выпечка, изначально характерная для еврейской кухни, ныне распространённая во многих странах, в форме тора (т. е. похожая на бублик) из предварительно обваренного дрожжевого теста
бордерлайн — синдром пограничноего расстройства личности, характеризующееся импульсивностью, низким самоконтролем, эмоциональной неустойчивостью, высокой тревожностью и сильным уровнем десоциализации
unwertes Leben — «жизнь, недостойная жизни», лозунг в национал-социалисткой пропаганде, внедренный в психиатрию; использовался нацистами в качестве оправдания и установления программы массового уничтожения душевнобольных людей в фашистской Германии во времена Третьего Рейха
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ И еще раз
Выходим во двор. Пацан-медбрат отстает от меня и идет под стекло-металлический грибок покурить и посмотреть сотку.
Шкандыляю вон с территории Шарите, не просохшей от недавнего дождя. Жадно втягивая, даю сырому воздуху заполнить легкие-мозг и выветрить тошноту.
Посеревший вечер встречает меня словами:
— Какие люди…
Его хрипловатый оклик застает меня на выходе.
— А ты откуда?
Рик подходит ко мне вплотную, берет за руку и в знак приветствия просто и мимолетно касается моих губ своими. Как будто так и надо. Или будто не мог иначе.
Не отстраняюсь и почти не удивляюсь — устала. Даю себя поцеловать и говорю только:
— Из роддома.
Он косится на меня с недоверием:
— Как так?
Из-за короны в родильный зал никого не пускают, разве что, кроме самих рожениц. Как видно, на роженицу я не смахиваю. Вот, думаю, не судьба, так не судьба.
— Подруга родить должна. Рисковая беременность… роды предстоят тяжелые. Более, чем.
— О-о? — интересуется он с осторожным участием, чуть крепче сжимая мою руку.
— Ниче. Ну, или не знаю. У нее расстройство. Психоз уже много лет, больше полжизни. Да ты ее знаешь — Каро. Ребенок тоже плоховат — одно, вон, УЗИ сердца делают. Но вроде говорят, должны выкарабкаться. Блин, устала жестко.
Я в курсе, что говорить так ужасно — я-то, в отличие от Каро, что делала? Ей-то каково? А малому? Но мне пофиг: я устала…
Нет, я, конечно, сто лет его не видела. Точнее, месяц после «карточного» — не считая моих издевательских смайликов. Весь этот месяц я паясничала, ерничала, а сама… естественно, представляла, как наброшусь на него и утащу в кусты или еще куда-нибудь. А теперь я еле на ногах стою, а Рик, даром что поцелуйчик и «за ручку», но… он какой-то отчужденный. И никаких тебе кустов.
— А ты как тут оказался? Нину, что ль, снова по врачам возил? Или дела?..
— Вроде как. Работа.
Соображаю, что отсюда рукой подать до КвартирМитте, который теперь вовсю строится и растет, совсем как в «тетрис».
— Пошли выпьем? — хмуро шутит Рик. — За здоровье… рождение… эм-м… чтоб хорошо у них все началось…
— Не-е, — отказываюсь просто, но следом быстренько прибавляю: — Только чаю если. Или кофе. Пошли.
* * *
У них в квартире появилось кресло. Не знаю, кто выбирал, но в нем удобно.
Конечно, мы переутомились и почти не разговариваем, но занимаемся любовью в этом кресле основательно, будто отчитываясь друг перед другом о каждом дне с последней нашей встречи, прожитом не вместе.
Теперь он голиком передыхает в кресле, а я — тоже голиком — иду готовить то, за чем сама себя сюда пригласила.
Мне не странно, что у них на кухне я знаю каждую полку, будто часто здесь бывала.
Все делаю сама, выношу в двух чашках чай, и мы с ним синхронно его отхлебываем. Помнится, даже дома его так не обслуживала. Так дома — то ж дома, думаю. Мало ли, как у него с этим теперь.
— Что-то все вокруг рожать ломятся… — замечаю, забираясь к нему на колени.
— М-м-м… — он кладет мне на макушку подбородок, закрывает глаза, обнимает левой. Затем открывает глаза и правой, слегка отстранившись, подносит к губам чашку, аккуратно отпивает и ставит назад. Затем снова закрывает глаза.
— Вы, часом, нет?
Говорю, а сама будто нож в себя втыкаю да проворачиваю еще.
— Нет вроде. Говорил же уже.
— Ну, так это ж ты месяц тому назад говорил, а за месяц мало ли что может случиться.
— Поживем — увидим.
И он — туда же.
— У тебя тоже усталый вид, кстати, — замечаю. — Проект, работа?.. Разбирательства в амте? А может, подготовка к свадьбе? — вываливаю прежде, чем успеваю придумать что-нибудь поостроумнее.
— И не спрашивай, — невесело ухмыляется он.
— Могу подсобить, — смотрю на него вызывающе снизу вверх. С удовлетворением подмечаю, что он недоверчиво приоткрыл один глаз.
Рапортую:
— Отбываю срок дружкой на микро-веддинге.
— В Веддинге? — не понимает он, затем: — А-а, бля. А щас еще чего-то там справляют?
— Ну, «микро», — говорю. — Но подготовка та же, в принципе. Ты, кстати, тоже в планах был.
— Эм-м… где? — он с виду сильно не удивляется, но кажется, находит меня забавной.
— На свадьбе. Молодые… они попутали… дружком тебя решили сделать — насилу я отговорила.
— М-да? — спрашивает он без смеха. — Отговорила?
— Да тебя все равно не было. Давно не было, — замечаю внезапно и чуть резковато, может. — Где был?
Кажется, впервые задаю ему этот вопрос. И мне впервые за последние месяцы-годы, да может, впервые в жизни становится очень неловко, стыдно, боязно почти.
Ведь у меня нет права. Спрашивать его нет права. Ни на что нет права. Никогда не было. Когда жил со мной, не было, когда после того встречались, чтобы потрахаться — не было. И я не спрашивала. Сейчас вообще, вон, не видеться решили…. решила — какого черта спрашиваю сейчас?
Он убирает подбородок с моей макушки и медленно опускается глазами на уровень моих. У него там серая настороженность, к ней медленным янтарно-волчьим сдвигом добавляется такой вот краешек усмешки —