Эйлин объехала территорию лагеря и уже собралась пойти на второй круг, когда заметила узкую тропинку, петлявшую меж деревьев. Она решила поехать по ней.
Тропа привела ее к открытой поляне. Остановив лошадь, Эйлин приподнялась в стременах и огляделась. Лагерь остался где-то позади. Эйлин покачала головой. Теперь надо поворачивать и возвращаться тем же путем, чтобы не заблудиться.
Неожиданно до ее слуха донесся слабый крик. Эйлин не смогла определить, с какой стороны он шел, и беспомощно вертела головой, ожидая, не повторится ли он. Крик повторился — крик, взывавший о помощи.
Эйлин определила направление и пустила лошадь рысью. Скоро перед ней возникло препятствие в виде довольно крутого холма. Она наклонилась к холке, как ее учил Шон, чтобы лошади было легче преодолеть подъем.
Взобравшись на вершину, Эйлин увидела внизу, в зеленой траве, желтое пятно. Она вспомнила, что на Лиз была юбка такого же цвета, когда Шон отвозил ее в лагерь сегодня утром. Неподалеку от этого пятна паслась лошадь.
У Эйлин словно камень свалился с души. Она пришпорила лошадь, и та рванула вниз по склону. Всадница слишком поздно поняла свою ошибку. Лошадь не удержалась на скользкой траве, попыталась обрести равновесие, но безуспешно. Эйлин не успела даже испугаться. Очнулась она лежащей на траве, перед глазами у нее расплывались радужные круги.
Дыхание восстановилось через несколько секунд. Когда Эйлин села, до ее сознания дошли две вещи: лошадь, очевидно, отправилась домой, к своему хозяину, а сама она либо сломала запястье, либо сильно потянула его.
— Все, с верховой ездой покончено, — пробормотала она, поддерживая травмированную руку. — Больше ни за что в жизни не сяду ни на одну лошадь, так и норовят сбросить меня!
— Эйлин?
Она оглянулась. В нескольких ярдах от нее сидела Лиз и с удивлением смотрела на нее. Футболка девочки была порвана, а глаза покраснели от слез.
— Лиз! Что с тобой случилось? — спросила потрясенная Эйлин.
— Я... кажется, сломала ногу, — запинаясь, ответила та.
Эйлин поднялась, подошла к Лиз и опустилась перед ней на колени.
— Где болит?
— Здесь, — показала девочка на сильно распухшую ногу. — Я хочу к папе.
— Я знаю, дорогая.
Эйлин взглянула на лошадь Лиз. Можно оставить девочку здесь, а самой съездить за помощью. Или попытаться поднять Лиз на лошадь, но с поврежденной рукой я вряд ли смогу посадить ребенка в седло, лихорадочно прикидывала Эйлин.
— Я хочу пить, — сказала Лиз жалобно и захныкала.
— Давай я съезжу в лагерь за помощью, детка? — предложила Эйлин.
— Нет! Я не хочу оставаться здесь одна.
— Это займет очень мало времени.
— Нет, — повторила Лиз, и по ее щекам потекли слезы.
Эйлин снова посмотрела на лошадь, заметив на этот раз, что на ней нет уздечки и она хромает на левую переднюю ногу.
— Да, мы все, кажется, получили травмы, — сказала она.
Лиз шмыгнула носом и вдруг засмеялась.
— Нельзя наклоняться вперед, когда лошадь бежит с горки.
— Особенно если там скользкая трава, — добавила Эйлин, грустно улыбнувшись. — Будем тогда сидеть здесь и ждать, когда нас найдут. Думаю, что это не займет много времени.
Лиз настороженно посмотрела на нее.
— А почему ты женилась на папе?
— Вышла замуж. Потому что я люблю его. — Эйлин приветливо улыбнулась. — И потому что он попросил меня об этом.
— Мама тоже женилась на ком-то.
— Вышла замуж. Да, но твои родители продолжают любить тебя. Можно любить сразу нескольких человек. Ты ведь знаешь об этом, да?
Лиз хмуро посмотрела на нее.
— Ты ведь любишь свою маму?
— Да.
— Но в то же время ты и папу любишь, так?
Лиз опять нахмурилась.
— Любовь — это такое чувство, которое никогда не умирает, — терпеливо объясняла Эйлин. — Ты можешь любить одного человека или сто человек. У тебя же есть подруги, которые имеют братьев и сестер. Их родители любят всех своих детей, а не кого-то одного, верно?
Лиз кивнула.
— Может, ты и меня когда-нибудь полюбишь, — сказала Эйлин, внезапно осознав, что очень хочет этого.
— А я не должна называть тебя мамой?
— Нет, если ты не хочешь.
Лиз жалобно застонала.
— Я хочу домой, у меня болит нога.
Эйлин обняла ее за плечи и прижала к себе.
— Нас скоро найдут. Хочешь, положи голову мне на колени и поспи немного.
Лиз помялась и кивнула.
Эйлин гладила ее по голове, и постепенно усталость взяла свое — Лиза провалилась в беспокойный сон. Эйлин облизала сухие губы. Было жарко, запястье ныло от дергающей боли. Она тоже задремала.
Вдруг Эйлин ощутила едва уловимое дрожание земли. Она подняла голову и увидела Шона. Он гнал лошадь во весь опор. Натянув поводья, Шон на ходу соскочил с седла. Он опустился на одно колено, оглядел сначала Лиз, затем Эйлин.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Кажется, потянула запястье. А у Лиз, возможно, перелом ноги.
Шон осмотрел дочку.
— Ее, конечно, лучше не беспокоить, но машина сюда не пройдет. — Он огляделся.
— Как ты нашел нас? — спросила Эйлин.
— Я вернулся в лагерь узнать, не нашел ли ее кто, и увидел лошадь с пустым седлом. Она и привела меня сюда. Я хочу сделать носилки.
— Я могу помочь тебе чем-нибудь?
— Нет, ты сама пострадала. Сиди на месте.
Шон соорудил из веток и веревки, которая была намотана на луку седла, нечто похожее на сиденье. На него он накидал травы, а сверху положил седельную подстилку. Это сооружение он укрепил на своей лошади позади седла.
Эйлин наблюдала, с какой заботой и нежностью Шон обращается со своей дочерью. Он успокаивал Лиз, говорил, что нога у нее быстро заживет, и обещал поехать с ней в больницу. Шон несколько раз повторил, что не сердится на нее, а только радуется, что с ней не случилось наихудшего.
После того, как Шон устроил дочку на импровизированном троне, он посадил в седло Эйлин и взял в руки поводья.
— А моя лошадь? — спросила Лиз.
— Не волнуйся за нее, она пойдет за нами, — успокоил ее Шон. — А если не захочет, я пришлю кого-нибудь за ней.
Он подошел к Эйлин.
— Тебе удобно сидеть?
— Да, все хорошо.
— Разве я не просил тебя остаться в лагере?
Эйлин отвела глаза.
— Я знаю, но не могла же я спокойно сидеть, когда все отправились на поиски Лиз! Я тоже хотела оказать посильную помощь.
