учетом успешной миссии братьев в Хазарии в 857 г. Проповеди Кирилла и Мефодия были столь убедительны, что значительная часть хазар во главе с князем перешли в христианство[224]. Кроме того, Кирилл и Мефодий уговорили хазарского князя отпустить на родину греческих пленников. Святые братья вернулись в Константинополь с 200-ми бывшими хазарскими пленниками. Столица восторженно их приветствовала.
Путешествие в Хазарию было озарено чудом обретения мощей святого Климента (умер в 101 г., четвертый римский папа). Согласно житию Кирилла, именно он обрел мощи этого христианского святого. По пути в Хазарию они остановились в Херсонесе (Корсунь) – городе, где за проповедь христианства в Риме находился в заточении Климент. Церковь с его мощами оказалась на дне моря, но во время отлива она появлялась из-под воды. Кирилл узнал об этом и уговорил жителей Корсуни извлечь мощи святого. Часть мощей св. Климента Кирилл отправил в Рим. Так случилось, но именно в церкви святого Климента в Риме и был похоронен святой Кирилл[225].
Первое миссионерство Кирилла и Мефодия увенчалось успехом, что серьезно повлияло на выбор императором их кандидатур для миссии в Моравию. Учитывая имперские, а не только духовные задачи своей миссии, Кирилл и Мефодий создавали славянскую письменность и переводили на славянский язык богослужебные книги не для одного этноса. Они шли к грандиозной цели «создания и распространения сакрально-книжного языка для всего славянства, которое в те времена еще не было целиком христианским»[226].
Поэтому Кирилл и Мефодий создали общий для всех славян древнеславянский литературный язык. Разумеется, решить эту задачу, руководствуясь исключительно поручением императора и патриарха, было невозможно. Здесь были необходимы боговдохновенное творчество и гениальность, высокие мотивы и смыслы деятельности, подвижничество и самоотверженный труд. Вдохновленные истинной верой святые Кирилл и Мефодий совершили невиданный в истории подвиг не только более глубокого приобщения славян к христианству, но разработки такого общеславянского письменного языка, который стал фундаментом культуры большинства славянских народов.
В конечном счете, как пишет архимандрит Платон (Игумнов), «для равноапостольских Кирилла и Мефодия призыв Евангелия к возвещению Благой вести о Христе среди всех народов был главным аргументом, положенным ими в оправдание их просветительской миссии»[227].
Для осуществления своего поистине вселенского проекта – предоставления славянам права осуществлять церковную службу на родном языке святому Константину (Кириллу) было необходимо пробить брешь в официальной традиции «триязычия», когда литургия и иные церковные обряды осуществлялись только на трех языках – древнееврейском, греческом и латинском. Известно, что в житии Константина Философа особое место занимает его полемика с «триязычниками». В этом споре в итоге решающее слово сказал патриарх Фотий, признавший «триязычие» ересью.
Путь к разработке славянской письменности и богослужению на родном для славян языке был открыт. Византия в интересах христианизации славян отказалась от догмата «триязычия», сформулированного еще в VII веке. Однако идеологические схватки продолжались. Как свидетельствует «Житие и жизнь, и подвиги, иже во святых отца нашего Константина Философа, первого наставника и учителя славянского народа», в 866 г. или 867 г. в Венеции в богословском споре жестко сошлись латинские священники и Константин Философ.
Для обличения триязычников Константин Философ выдвинул следующие аргументы: «Горе вам, книжникам, присвоившим себе ключ разумения. <…> Не на всех равно светит солнце? Не на всех ли равно идет дождь Божий? Как вы можете признавать достойными только три языка, а все иные народы обрекаете на глухоту и слепоту?»[228] Далее Константин Философ приводит не менее сильные доводы: «Скажите мне, зачем делаете Бога немощным, как если бы не мог дать (народам своего письма) или завистливым, как если бы не хотел дать? Мы же знаем многие народы, что владеют искусством письма. <…> Известно, что таковы: армяне, персы, абхазы, грузины, согдийцы, готы, авары, турки, хазары, арабы, египтяне, сирийцы и иные многие?»[229]
Подобное сопротивление латинян обретению славянами своей письменности и богослужения на родном языке не случайное заблуждение, но проявление стремления Римской церкви властвовать в христианском мире. Поэтому латиняне ставили различные преграды на пути обретения славянами духовной независимости и самобытности. Переводы на славянский язык Священного Писания и святоотеческих книг воспринимались латинством как наступление на их монополию на духовную истину, доступную лишь тем, кто знает латынь. Расширение поля осознанного восприятия христианства «варварскими народами», в данном случае славянами, наносило ущерб корпоративному превосходству западного клира, который, по их убеждениям, должен стоять во главе христианского мира.
Поэтому вскоре, уже в 885 г., новый римский папа Стефан V (неизв. – 891) категорически запретил совершать церковные обряды и читать тексты Священного Писания на литургиях на славянском языке. Фактически это было отторжение славян от осознанного восприятия христианства и осмысления его богословского учения.
Кроме того, в подобной позиции сказывалось исконное высокомерие латинства к восточному славянству, отношение к славянам как «второсортным» народам. Эта печальная духовная традиция Запада не стала эпизодом идеологических схваток IX в., а стойко и прочно укоренилась в идеологии и практике отношений Запада со славянскими народами, представ в обнаженном и человеконенавистническом виде фашизма.
Между тем, отстаивая «триязычие», латиняне отступили от Священного Предания, в котором апостол Павел в Первом послании Коринфянам прямо заявлял, что каждый народ для более глубокого понимания слова Христова может молиться на родном языке. Апостол Павел писал: «Теперь, если я приду к вам, братия, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъясняюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением?»[230]
Апостол Павел продолжает: «Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками; но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке»[231]. Таким образом, Константин Философ в споре с латинянами отстаивал святоотеческую традицию, которой противоречило «триязычие». Во многом поэтому патриарх Фотий обоснованно отнес «триязычие» к ереси.
Одновременно с миссионерской деятельностью святые Кирилл и Мефодий заботились о воспитании своих последователей. Они подготовили около 50 учеников, разработали свою педагогическую систему, когда в короткие сроки их ученики усваивали не только основы славянской письменности, но и постигали суть миссионерской деятельности, обретали навыки перевода и церковной службы. Стараниями учеников – святых братьев Наума, Климента – были открыты книжные школы в Болгарии.
Благодаря миссионерской деятельности Кирилла и Мефодия центром славянского христианства становится Болгария, входившая в сферу влияния Константинопольского патриархата. Здесь наступил «золотой век» славянской книжности, когда на славянский язык был переведен основной корпус церковных текстов, которые стали прообразом «литературной цивилизации православного славянства»[232].
Следует также отметить, что книжную культуру славянского православия питали не только последователи солунских братьев в Болгарии, но и книжники византийских монастырей в Константинополе, на Афоне и в других духовных центрах Византии.
Вместе с тем, как пишет профессор Д.И. Полывянный, «кирилло-мефодиевская традиция, достигнув высшей точки развития в Болгарии Х в., была изначально обречена на нисходящую
