ним следователь – капитан Зырянов, с которым я был знаком по нескольким прошлым делам. Они зашли в дежурку и Кузнецов мне даже пожал руку.
– Извините, – товарищ полковник, – плохо пахну: как тогда из командировки приехал, так даже домой не заходил. Шестой день в нарядах безвылазно. Даже помыться не получается.
– Как так?
– Не могу знать…Наверное заменить некем.
– Ладно, разберемся.
– Это все при тебе случилось?
– Ну, я здесь был, но выстрел слышал. Так точно.
Еще через полчаса на КПП позвонил Раньш:
– Собирайся, в прокуратуру поедешь.
– Пистолет кому отдать?
– Ну, дежурному в оружейку сдашь. Зайдешь в штаб ко мне, перед тем, как уехать.
– Есть. А кто меня заменит?
– Татарников, но Захаров часок без тебя побудет. Ничего. Давай, выполняй!
– Есть.
Я сдал пистолет, забрал из каптерки свои вещи и пошел в штаб. Раньш стоял у окна и курил. Я доложил, что пришел, но он не повернулся.
– В общем, снова дознавателем едешь. Тебя хотят, других им, видишь ли, не надо…
Я промолчал. Сил радоваться уже не было, да и обстоятельства тому не способствовали.
– Постарайся, – продолжал Раньш – закрыть дело так, чтоб на части пятна не было.
Ну, как тогда с прапором.
– Но тогда у него действительно был психический срыв. А тут…
– Что тут? – ядовито осведомился Раньш.
– Не знаю пока. Но разберусь, зачем, например, майору Огаркову понадобилось не отпускать парня на похороны матери, а напротив – вместо этого заставить бежать кросс десять километров?
После шести суток в нарядах, мне уже было действительно все равно, даже если Раньше от злобы начал бы в меня стрелять. Начштаба поднял брови, будто эта новость была для него сюрпризом.
– Ну, там наверняка не так было! – заявил он.
– Может быть, но так мне Шмаков рассказывал. Терять после всего, мне уже явно нечего, хуже, чем сейчас мне уже все равно не будет, а стреляться я точно не стану. Разрешите идти?
– Иди – ответил Раньш и отвернулся к окну.
Я вышел за проходную и вдохнул полной грудью. Недалеко от выхода стоял Зырянов. Мы еще раз поздоровались, и он рассказал в двух словах, как они меня искали, как звонил из округа Плакса, что они все равно хотели меня на этой неделе вызволить, а тут вон какое дело…
– Да уж, – ответил я, и затем подумал: шесть дней, меньше недели, а сколько всего перед глазами пробежало, словно наблюдал я из окна какую-то чужую жизнь, которая, как и положено, закончилась смертью.
– Слушай, – насторожился Зырянов, – ты в порядке?
– А ты был бы в порядке, спя по два-три часа в сутки в течение недели, а сегодня так и вовсе… сам понимаешь…
– Так иди спать! Я Кузнецову скажу. Приедешь завтра в Чернигов, получишь документы и там разберемся.
– Может самого надо бы дождаться?
– Не надо! Иди, говорю!
– Ну ладно, спасибо, до завтра тогда.
Мы пожали руки, и я пошел через лес домой. А в голове все крутилась все та же странная, но неотступная фраза: «Всего шесть дней, почти неделя…»
Черный город посреди степи.
Когда я снова вернулся, прокурор и его помощник с шутками да прибаутками вручили мне новое командировочное предписание. Казалось, им было уже просто интересно понять, как близко они подошли к пределу моей прочности. Я только что приехал из Воронежа, думал хоть денек удастся отоспаться, но, как я и сказал, меня ждала новая командировка в доселе неизвестный мне город Хромтау, что на Севере Казахстана.
Зима у нас в Чернигове на тот момент была не особенно суровая – минус пять и немного снега. И хоть бы кто меня проинструктировал, что такое этот Северный Казахстан! Какой там! Раз это существенно южнее, подумал я – значит – дай бог не вспотеть! Так и поехал. Долетел на каком-то задрипанном самолетике с пересадками до Актюбинска, а дальше, согласно предписанию – был полон решимости продвигаться к автобусной станции. Однако выйдя из аэропорта, я вдруг увидел уличный термометр и остолбенел! Другого слова тут не подберешь, поскольку на нем было -40! А я в шинельке да в хромовых сапогах… В добавок, нас вообще «чудом» посадили в Актюбинске, поскольку начиналась настоящая пурга.
Правдами неправдами, путаясь промеж полутора-двухметровых сугробов, я, добрался до автобуса, а на нем уже – до автостанции. Однако… все автобусные рейсы отменили именно из-за надвигающейся пурги! И куда деваться было совершенно неясно. Автостанция вообще не отапливалась, да и зачем, когда туда-сюда шныряют толпы цыган и тепло все равно долго не задержалось бы. Гостиниц я тоже на всем пути от аэропорта не заприметил. В общем, мне, как и довольно известному персонажу17 оставалось одно – пропадать.
И тут сонный женский голос сообщил по-казахски, а потом и по-русски, что один автобус до Хромтау выйдет через полчаса! «Чудны дела твои господни!» – подумал я тогда, но все оказалось куда прозаичнее, и уж во всяком случае, без вмешательства высших сил. Просто водитель автобуса был как раз-таки из Хромтау, и также, как и я не желал ночевать непонятно где. Ему было проще подвергнуть всех нас и себя, в том числе, риску замерзнуть посреди степи, что было очень даже реально, чем… ну, в общем – вы поняли. Как ни странно, но до Хромтау желающих было не так много, и в общем, пробиваться, через военного коменданта и потрясать бумажками с большими круглыми печатями, слава богу, не пришлось. Как и обещал сонный женский голос, спустя полчаса мы двинулись в путь. Вообще, вся наша поездка была безумно похожа на заставку к стандартному фантастическому фильму. Только мимо нас за окном пролетали не звезды, а вполне реальные снежинки. К слову, я тогда подумал, что «пролетающие звезды» в фильмах, это даже как-то неприлично с научной точки зрения. И еще надо отметить, что при этом тьма за окном на протяжение двух часов была совершенно непроглядная, словно на краю Вселенной, не говоря уж о том, что было гораздо темнее даже, чем где-нибудь посреди леса в каких-нибуь горах.
Вдруг впереди забрезжил огонек, словно Проксима Центавра на пути у звездолётчиков. Это оказался единственный тусклый фонарь на промежуточной станции. Других огней видно не было. И потому, сколько там было домов, каких и вообще – что это была за станция, так и осталось неизвестным. Затем снова два часа, после чего ног я уже не чувствовал, совершенно. Да, впрочем, я и весь задубел в своей шинельке, хоть на чурбаки руби. И всю эту дорогу
