class="p1">Хотя бы офис их партии, куда по названному ему адресу доставил своего пассажира лихой уроженец южных гор, не пустовал. Более того, все четверо партайгеноссе трудились, что называется, в поте лица. На добрый укор прибывшего начальника, что не потрудились его встретить, пусть и выраженный не совсем цензурными словами, все четверо сделали очень огорченные физиономии.
— Аркадий Владимирович, так ведь у нас совсем не остается времени! Выборы уже через месяц состоятся, а так много важнейших вопросов еще не решено!
— Какие-такие еще вопросы? — Опешил племянник владельца семейного бизнес-проекта, считавший нынешнюю свою должность практически синекурой. Деньги то за участие в выборах уже получены, осталось только, чтобы пустить пыль в глаза электорату, какую-никакую имитацию предвыборной деятельности произвести.
— Так мы горячую линию связи с гражданами организовали, жалобы записываем и потом по инстанциям отправляем, депутатские запросы от нашей партии опять же. А еще проводим сбор средств на бесплатные лекарства для пенсионеров. Артем вон, свой блог организовал, съемки ведет, насколько наши конкуренты свои прошлые предвыборные обещания исполнили. Сергей на телевизионные дебаты представителей партий конкурентов вызвал. А еще….
— Стоп-стоп-стоп! Зачем нам все это?
— Мы рассчитали график падения реальной популярности нашей партии. — Мартин, программист от бога, поправив на носу свои очки, лихорадочно защелкал клавишами, выводя на экран красивый и совершенно непонятный набор кривых и диаграмм. — Вот, взгляните, Аркадий Владимирович. Если так и дальше дело пойдет, эти выборы для нашей партии с высокой степенью вероятности могут вообще последними оказаться. Ведь мы же совершенно ничего из своих обещаний не выполняем. Народ от одного названия нашей партии уже реально начинает плеваться. Не думаю, что в следующий раз кто-нибудь во власти согласится выпустить на старт настолько хромую утку.
— М-да, заварили вы кашу, — племянник партийного лидера, не чинясь, плюхнулся на диван, потеснив там двоих сидящих. — Но ведь один черт, смысла в ваших действиях все равно нет. Остальные наши отделения, в других регионах, по-прежнему продолжают всего лишь свой номер на манеже отбывать.
— Уже нет. Мы связались по сети со всеми нашими отделениями, привели свои резоны. Почти все с энтузиазмом восприняли наши идеи. Надоело народу бездельничать. Теперь по всей стране, кроме одной только столицы, отделения реальной работой занялись. Мы же еще и диспетчерские функции на себя взяли.
— Почему это, кроме столицы? — Насторожился Жрановский младший, уже представляя, как ему придется перед дядей оправдываться.
— Там сказали, что они за жалкие гроши, выплачиваемые им в качестве зарплаты, такой работой заниматься не собираются, максимум вид будут делать.
— Ста-лица-а! — Протянул Сергей, параллельно чиркая что-то в наваленных перед ним листках. — Мы подумываем после выборов общую отчетно-перевыборную партийную конференцию созвать и выкинуть из нашей партии всех этих болтунов и бездельников ко всем чертям. Кто не работает, тот не ест! У нас планов громадье! Нам еще в межпарламентскую ассамблею в ближайшем будущем своих представителей надо будет готовить. А еще есть планы по созданию союзов с народными партиями в других странах. Потихоньку будем выходить на всемирный уровень.
У Аркадия от одного только представления, что на все эти инициативы его филиала предвыборного штаба ему выскажет дядя, на голове зашевелились остатки волос.
* * *
И все же, как быстро время летит! Вроде, еще вчера он, Андрей Васильев, пытался в отделе кадров «Шестерочки» для себя учебный отпуск вытребовать, ан уже все! Производственная практика для третьего курса студентов заочников к концу подходит. Два оставшихся дня — это же совсем уже ни о чем! Надо новое место работы срочно подыскивать, чтобы не оказаться альфонсом, живущим за счет средств своей подруги.
Собственно, Андрей и надеялся после единственного на сегодня судебного заседания, заявленного в графике у судьи Остроумовой, к которой он был прикреплен, отправиться с потенциальными работодателями пообщаться. Ага, об этих своих надеждах он забыл сразу, как только подошел к парадному входу места своей практики. Вот прямо почувствовал, едва возле входа в здание суда саму Остроумову увидел, что быстро и легко его сегодняшний учебно-производственный день точно не закончится.
— Здравствуйте, Зоя Павловна, — поздоровался он со своей судьей, жадно курящей сигарету прямо на ступеньках высокого крыльца, на глазах проходящих мимо граждан.
— Андрей! — Судья Остроумова отбросила себе под ноги недокуренный бычок, с гримасой отвращения на лице наступила на него невысоким каблуком своих элегантных кожаных туфель. — Умоляю, сиди сегодня на заседании тихо, как мышь, и молчи. Чтобы я от тебя вообще ни одного слова не слышала.
Вообще-то подобные предупреждения в свой адрес от Остроумовой Андрей регулярно получал… но вот это вот сочетание предупреждения с сигаретой… Особенно, если учесть, что Зоя Павловна как бы и не курит вовсе… Согласитесь, есть о чем задуматься.
— Что случилось, Зоя Павловна? — Не наигранно удивленно поинтересовался студент. Он-то, грешным делом, думал, что после прогремевшего на всю страну блога с поддельной парой, заявившейся к ним на развод, основной пик нервотрепательства уже прошел.
— Миллиардер Владимир Полторанин, вот что случилось. — Отозвалась судья самым, что ни на есть, злобным, желчным голосом. — Он уже два года разводится с женой. Та потребовала от него отступного на миллиард с лишним. И вдруг в одночасье поставила новое единственное условие разводиться именно у меня. Полторанины даже какую-то юридически обязывающую бумагу между собой подписали, что мое решение признают окончательным и не подлежащим пересмотру.
— А как же положение, что мы разводим исключительно по месту прописки?
— Да что ему, миллиардеру, какая-то прописка. Купили в одночасье квартиру прямо вон, в том доме, под окнами нашего кабинета, прямо тут же прописались, и сам председатель нашего суда, Геращенко, передал мне сегодня с утра их дело для экстренного рассмотрения. Даже времени ознакомиться не дал, сказал судить, как мне моя судейская совесть подсказывает.
— А меня вообще пустят? — вполголоса поинтересовался Андрей, когда они достигли дверей зала судебного заседания, наглухо оцепленного плечистыми мужиками в какой-то необычной черно-серой форме, похожей на военную.
— Там у них между собой особое условие подписано, никак не воздействовать на обычное проведение суда, — Зоя Павловна тоже отвечала приглушенно, словно опасаясь, что и ее саму могут не пустить. — Они, вроде как, запланировали обычное заседание, обычного районного суда, после чего провести совместное символическое сжигание каких-то своих совместных вещей. Даже, говорят, на эту церемонию журналистов от разных телеканалов с пожарными пригласили.
Несмотря на опасения Андрея, в зал его пропустили вообще без всяких вопросов. Просто расступились, давая проход внутрь. Васильев сразу же на свой стульчик уселся, чуть сбоку от места, занимаемого секретарем судьи. Вскоре, в зале показались дополнительные мордовороты, окинувшие помещение очень цепким взглядом и обошедшие весь зал с какими-то попискивающими приборами, а потом и сами разводящиеся, не глядящей друг на друга парочкой, пожаловали. Точнее, двумя отдельными парочками. К каждому бывшему супругу еще по одному одетому с иголочки и очень важному адвокату прилагалось.
Само заседание было… почти обычным. Разве что из-за пространных речей адвокатов затянутым очень, да еще суммы стоимости отдельных элементов из числа совместно нажитого в браке имущества с постоянно звучащими сотнями миллионов и миллиардами немного царапали непривычный слух. Ну, и взгляды миллиардера. В момент оглашения этих исковых требований со многими нулями он эдак снисходительно посматривал на свою бывшую половинку, словно усмехаясь: «давай, дурочка, надейся на несбыточное».
Собственно, так все и тянулось вплоть до самого оглашения вердикта судьи.
В момент, когда Зоя Павловна со всем возможным пафосом в голосе принялась зачитывать мотивировочную часть, у Полторанина в кармане вдруг звонко и мелодично зазвонил телефон. Миллиардер, разумеется, тут же торопливо извлек его, намереваясь, очевидно нажать отбой, поскольку очень уж этот звонок был не ко времени, да так и замер, увидев на дисплее имя звонившего. Еще несколько секунд помедлил и все же приложил трубку к своему уху:
— Говори кратко, я тут с Натальей развожусь, — рыкнул он в телефон, делая вид, что нахмуренное в яростном осуждении лицо судьи его никак не касается.
Ну, да, ведь суд вовсе не о возможности для него оказаться на электрическом стуле ведется. А что касается
