выдержки на русском языке из переписки Кейзерлинга с Коллегией иностранных дел за 1745–1756 гг.[309] Когда именно и с какой целью был составлен этот документ, сказать трудно. Возможно, его подготовили для Елизаветы Петровны перед обсуждением вопроса об открытии миссии в Регенсбурге, хотя последней в тексте дана выдержка из инструкции Бютнеру 1757 г., или для Екатерины II – за несколько дней до встречи с руководством коллегии, а в протоколе записали, что все произошло в течение одного дня. Как бы то ни было, императрица сразу выделила главную идею рассуждений Кейзерлинга – Россия может стать гарантом политического устройства Священной Римской империи, а ввиду начинавшихся мирных переговоров между Австрией, Пруссией и Саксонией, посредником в которых Екатерина II стремилась стать, время для реализации этой идеи было как нельзя более подходящим.
Сразу после ознакомления императрицы с «Выпиской» трое российских дипломатов – бывший российский посол в Париже Петр Григорьевич Чернышев (1712–1773), возвращавшийся в Петербург через германские земли, посланник в Гамбурге Алексей Семенович Мусин-Пушкин (1730–1817) и на десять дней позже министр при рейхстаге в Регенсбурге Иван Матвеевич (Иоганн Матиас) Симолин (1720/1721–1798)[310] – получили рескрипты аналогичного содержания, согласно которым они должны были от себя лично, «не подавая ни малейшего виду, якобы то по указу нашему делается», сообщить имперским штатам, что Екатерина II имеет твердое намерение «совершенно защищать вольности, преимущества и правости всех членов римской империи и, заступая за них повсюду, не допускать ни до малейшего их утеснения, разсуждая притом далее, сколь для всех их полезно было бы, когда бы мы гарантом были в ненарушимом соблюдении всех их конституций». Формальный повод к этому был: Симолин сообщал из Регенсбурга, что многие посланники имперских штатов, пострадавших от насильственных действий прусских войск, просили российскую императрицу о заступничестве перед Фридрихом II[311].
Рескриптами от 15 января 1763 г. российские дипломаты в Париже, Вене, Берлине и Регенсбурге были извещены о предложении, сделанном английским двором Екатерине II, совместными усилиями склонить имперские штаты к «полезному для них нейтралитету» на время продолжавшейся войны между Австрией и Пруссией, дабы предотвратить разорение их территорий. Представители имперских штатов на рейхстаге продолжали обращаться к Симолину с жалобами на действия прусских войск, рассчитывая на вмешательство императрицы[312]. Однако воюющие державы не нуждались в российском посредничестве. 4 (15) февраля 1763 г. Австрия, Пруссия и Саксония заключили Губертусбургский мирный договор на основе довоенного статус-кво (Габсбурги навсегда потеряли Силезию), о чем в Петербурге узнали постфактум.
В реляции от 4 (15) марта 1763 г. Симолин сообщал, что представитель императора Франца I на рейхстаге, имперский князь Александр Фердинанд фон Турн-унд-Таксис (Alexander Ferdinand von Thurn und Taxis, 1704–1773), откладывает обсуждение предложений Екатерины II об установлении мира в империи. Причина – слухи о ратификации императрицей союзного договора с Пруссией, заключенного Петром III, предосудительного для Австрии и Германии. Российскому дипломату было предписано опровергать эти слухи[313]. При этом представители Майнца и Зальцбурга на рейхстаге от имени Коллегии курфюрстов и Коллегии князей выразили Екатерине II через Симолина благодарность за «попечение о тишине и благополучии Германии»[314]. Они даже предложили ей взять на себя «теснейшие обязательства о предохранении и ручательстве имперской системы» и поделились своими идеями с австрийским посланником на рейхстаге М. П. А. фон Бухенбергом, который, по словам российского посла в Вене Дмитрия Михайловича Голицына (1721–1793), ответил, что Марии Терезии «толь приятнее будет видеть возстановление теснейшего согласия между нами и Германскою империею, ибо и сама она всегда стараться станет древние натуральные обязательства свои с нашею империею не токмо сохранить, но и вящще утвердить»[315]. Однако, как свидетельствовал тот же Голицын, Бухенберг счел заявления представителей Майнца и Зальцбурга «партикулярными разговорами», а не официальной позицией этих имперских штатов. Поэтому при австрийском дворе, обиженном на российский за выход из войны, дело было оставлено «без примечания»[316].
Заключение союза между Россией и Священной Римской империей оказалось невозможным, слишком много противоречий накопилось между имперскими штатами за годы Войны за австрийское наследство и Семилетней войны. Однако Екатерине II удалось отчасти воплотить идею Кейзерлинга о том, что Россия может уравновесить влияние Франции в германских землях. В 1779 г. Россия, наряду с Францией, стала гарантом Тешенского мирного договора между Австрией, Пруссией, Баварией, Саксонией и Пфальцем по итогам Войны за баварское наследство 1778–1779 гг.[317] Договор содержал ссылки на все предшествующие мирные договоры, регулировавшие устройство Священной Римской империи, в том числе Вестфальский. В 1781 г. было учреждено представительство России во Франкфурте-на-Майне, как предлагал Г. К. фон Кейзерлинг 33 года назад.
Ольга Владимировна Хаванова
«ДРУЖЕБНЫЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА» САНКТ-ПЕТЕРБУРГА И ВЕНЫ
Обмен грамотами и посольствами накануне и в годы Семилетней войны
Санкт-Петербург и Вена вступили в Семилетнюю войну союзниками с тридцатилетним стажем[318], с опытом скандального разрыва отношений («дело Ботта»[319]) и их последующего восстановления во имя консолидации усилий против общих врагов – Пруссии и Оттоманской Порты. Чем более напряженными были отношения между союзниками, тем чаще в их риторике звучали заверения в теснейшей дружбе. Австрийский историк К. Штеппан обратил внимание на то, что термин «дружба» был ключевым уже в общении первого дипломатического представителя венского двора в Санкт-Петербурге в 1721–1722 гг., графа Штефана Кинского (1679–1749). Австрийский посол и русский царь использовали этот термин в приветственных речах во время торжественных аудиенций. В память о былых конфликтах они говорили о желании «восстановления», «сохранения» и «увековечения» дружбы. Для того чтобы усилить серьезность этого намерения, собеседники называли дружбу «приятной», «ценной», «любимой» и «благотворной»[320].
Одной из форм демонстрации гармонии в двусторонних отношениях были обмены посольствами и делегациями, в мирное время приуроченными к тем или иным событиям в жизни правящих домов, а в годы войны – по случаю совместных одержанных побед и для координации боевых операций[321]. С началом Семилетней войны[322] эта практика не только не прекратилась, но и получила дальнейшее развитие.
Название одного из центральных исторических архивов Австрии, Haus-, Hof- und Staatsarchiv, можно перевести как «Архив династии, двора и государства», что отражает три сферы, три уровня государственной политики в раннее Новое время. В российско-австрийских отношениях в XVIII в. условно присутствовали все три уровня: династии обменивались грамотами, дворы принимали посольства, внешнеполитические и военные ведомства информировали друг друга о важнейших решениях, согласовывали международные договоры и действия союзных армий, искали компромисс при несовпадении точек зрения. В статье предлагается рассмотреть обмен грамотами, наиболее важными
