теперь вдруг задумалась — почему у меня до сих пор нет постоянной горничной? С женскими мелочами мне обычно помогают здешние служанки, но они все время меняются. Прическу делает Патрик или же, как на вчерашний бал, приглашенный парикмахер. Вроде и отказа ни в чем нет, а вроде и…
Впрочем, если муж давно заподозрил меня в самозванстве — многое становится понятным.
Но какого черта он так долго тянул с выяснением? Что его подтолкнуло именно сегодня хватать меня за пониже спины?
Хотя что это я. Подтолкнуло нападение. До этого он только наблюдал и собирал факты. Тихушник… И все равно странно.
Во-первых, быстро опомнился, разглядев на мне татуировку и убедившись — жена таки своя, натуральная. Во-вторых… во-вторых, он, когда уходил с поля боя, намекал на новый договор на его условиях. А в результате быстренько свернул разговор, оставив нас обоих при своих. Что произошло за те полчаса, пока я переодевалась из драного алого шелка в другое платье? О чем он вообще думает?
Да еще сплетни, которые пересказала мне Гортензия. Леди Болдуин убеждена, что развод категорически не в интересах лорда Оверхольма. А он спокойно утверждает обратное.
И в то же время на нашу карету нападают. Причем стремятся пришибить не только лорда, но и его жену.
Как он там намекал? У Эмберлин остались враги с того времени, когда она еще не была замужем? У меланхоличной женщины, склонной к суициду и религии головного мозга? Нет, это я, конечно, только предполагаю, вполне возможно, что настоящая леди Оверхольм только представления тут для мужа устраивала, а сама была змея змеей. Но тогда Патрик бы что-то такое рассказал… Или ему тоже выгодна моя «душевная болезнь»? У-у-у… так можно что угодно надумать! Слишком, слишком мало информации!
— Патрик, расскажи, что было до того, как я вышла замуж. — Зачем гадать, если можно спросить? Все-таки амнезию эти товарищи придумали сами и поверили в нее сами. С чего я стану спорить? Я воспользуюсь. И начну теперь задавать вопросы в открытую.
— Ну… — Мальчишка почему-то замялся. — Не знаю, — пожал он плечами. — Меня к вам приставили только после того, как вы связали себя узами брака с лордом Оверхольмом. А до того я… это… не слишком благородными делами занимался. Вот. Лошадей чистил, на кухне помогал.
— Правда? А ведешь себя как самый обученный паж! Даже прически знаешь!
Тут парень и вовсе завис, нервно сжав в ладонях какую-то тряпочку.
— У меня сестра была. Да и научили меня немного, перед тем как в слуги отдать.
— Патрик. — Что-то показалось мне совсем неправильным в его быстрых взглядах искоса и в том, как побелели сжатые пальцы. — Иди сюда.
И когда он явно неохотно, медленно приблизился, обхватила его за плечи, заставляя сесть рядом. — Патрик, послушай. У меня никого нет ближе тебя. Совсем, понимаешь? Я могу доверять только тебе, только от тебя не жду лжи. Очень прошу…
— Эмбер… — У мальчишки даже губы побелели. А вот глаза остались сухими, хотя Патрик обычно был недалек от слез. — Я… я не могу, я… ах, пропасть! Гори оно все! Эмбер, прости… это я во всем виноват.
И сжался, став словно вдвое меньше и тверже в моих руках.
— Прощаю, — сказать что-то другое в этой ситуации я просто не могла. — Что бы это ни было, слышишь? Прощаю. И даю слово, что никогда ни в чем не упрекну, не брошу и не прогоню. А теперь, пожалуйста. Пожалуйста, расскажи мне правду.
— Вы умерли, леди. Умерли по моей вине… я сам… сам дал вам яд. Потому что… потому… потому…
— Почему, Патрик? — Я сжала его плечи. — Говори.
— Потому что нельзя было иначе! — Он закричал, но почти без звука. — Потому что иначе вы умерли бы гораздо худшей смертью!
— Все чудесатее и чудесатее, — сама себе под нос пробормотала я. — Патрик, успокойся. Ну-ка, быстро! Вдохнул-выдохнул и прекратил бледнеть! Сам на труп уже похож! Если не придешь в себя, я не посмотрю на то, что ты парень, вспомню только, что ты мой младший брат и тебя надо спасать, греть и приводить в себя. Раздену догола и посажу в горячую ванну, как маленького! И буду сама купать! Ну?
Угроза подействовала. Патрик дернулся и снова сделал мне испуганного совенка. Потом словно сдулся, но уже расслабленно. И шепотом продолжил:
— Я дал слово вашему батюшке перед его казнью, что не позволю вам наложить на себя руки, потому что кодекс нашего рода завязан на особую магию, которая карает малодушных самоубийц очень страшно. И пятнает честь великого рода, подрывая его посмертие…
— Тьфу, старый козел! — выругалась я. — Даже с того света умудрился нагадить. Честь рода, как же! Я, как действующая глава этого самого рода, забираю у тебя это слово, понял? Ты чем клялся? Просто словами или магией какой?
— Ма… магической клятвой… но… но я ее уже выполнил, вообще-то, — нервно усмехнулся парнишка, — вы ведь умерли. Ненадолго, но умерли. Только бог услышал мои молитвы и вернул вас. Вернул почему-то другой. И это… ну… все равно великая радость!
— Уже легче. Значит, про клятву можно забыть и забить. А кстати… — Я покусала губу и уточнила: — За что казнили этого гада? Батюшку моего, я имею в виду.
— За восстание на завоеванной территории. Его светлость, господин Оверхольм, лично… подавил… Потому вы тут. Ну, вроде как трофей и заложница. Хотя это император так решил, конечно.
— Угу… Понятно, что ничего непонятно.
Патрик вдохнул, выдохнул. Встряхнулся и, набравшись смелости, начал рассказывать:
— Ваш отец во время восстания убил довольно много людей с севера. Поэтому, леди, у вас есть враги, которые могут мечтать о мести. Собственно, я знаю, что от части аристократов поступило даже некое требование казнить вас вместе с отцом как соучастницу. Ваш батюшка, посмертие ему… даже не отрицал этого. Наоборот, вслух говорил, что его дочь никогда не покорится варварам. Словно хотел вашей смерти… Но его величество оказался умнее и требования своих аристократов отверг. Приказал лорду Яролиру взять вас в жены. Официально — чтобы защитить и занять вас нормальным для женщины делом: рождением детей. На самом деле — чтобы легитимно завладеть вашими землями. Крестьянам много не надо,
