наклонилась к Олегу, к самому его лицу, и уставилась на него чёрными дырами своих пустых глазниц. Рот этого создания растянулся в широкой, не предвещающей ничего хорошего острозубой улыбке, и существо леденящим кровь гортанным голосом произнесло:
— Начнём?
В этот момент у Макарова из носа пошла кровь, по телу пробежала судорога, и он впал в беспамятство.
— Будьте вы прокляты! — Макаров в бессилии повалился на жесткую кушетку в своей камере. Это была небольшая комната, явно построенная шатрэнианцами ещё до того, как Подземный город присвоили пришельцы. Комфортом она не отличалась. Три на четыре метра, стены, отделанные белым кафелем, смердящее ведро в углу вместо туалета и жесткий лежак, подвешенный к стене. Здесь всегда горел свет утопленной в потолок лампы, которую никак нельзя было разбить — Олег уже пытался.
Поначалу свет сводил его с ума, мешая спать, и именно из-за него он потерял счет времени первый раз. Потом биоритмы взяли своё, и стало легче. Макаров пытался делать зарубки по дням, проведённым в камере. Один день — одна отметина, оставленная ногтем на деревянной балке кушетки. Отсчет времени начался с произвольно взятого момента. Продолжительность суток он измерял по скорости заполнения отходами помойного ведра, которое выносили регулярно, опасаясь, как бы зловоние фекалий не вышло за пределы камеры. К тому же, предполагал Олег, их тщательно изучали, стремясь лучше разобраться в человеческой физиологии. Для себя он решил, опираясь на длительный опыт функционирования собственного пищеварительного тракта, что ведра меняют в среднем дважды за сутки.
Вооружившись подобным хронометром, Макаров успел провести в камере не меньше недели, прежде чем в его голове стали возникать нехорошие подозрения по поводу того, что кто-то подтасовывает данные самодельного календаря. То ему казалось, что зарубок больше чем надо, то — что меньше. Точное количество дней, проведённых в заключении, Макаров никак не мог подсчитать и запомнить. Виной тому — периодическое помещение в анабиозную капсулу и проклятые пытки, учиняемые над мозгом в комнате для допросов. О природе того, что происходит за массивными бронированными дверями, в чёрный провал которых его регулярно швыряли одни и те же охранники, Олег не знал, хотя цель — воздействие на психику — была несомненна. Каждый раз, оказавшись во тьме по ту сторону двери, его сковывал ужас. Страх ничем не мотивированный, иррациональный, но столь сильный, что, казалось, его можно попробовать на вкус. Подавлялась всякая воля к сопротивлению, ноги сами послушно несли землянина к манящему кругу света — так, должно быть, чувствует себя жертва рыбы-удильщика, заворожено плывущая прямо в пасть хищнику. А потом, когда его окружали зловещие фигуры в масках, как цунами накатывала паника и желание спрятаться, заползти в какую-нибудь щель и тихо там умереть. Первые разы Олег вообще сразу же отключался, а потом находил себя лежащим на полу камеры с кровоточащим носом. Теперь же мучители, судя по всему, что-то отрегулировали, и перед тем, как впасть в беспамятство, ему приходилось отвечать на разные вопросы.
Интересовались, в основном, Землёй и всем, что с ней связано — это Олег помнил хорошо. Вот только его ответы в памяти никак не закреплялись. Макаров надеялся, что не сказал пришельцам ничего серьёзного и важного. В конце концов, на информацию, вроде координат обжитых людьми систем, кодов безопасности, технических характеристик кораблей и так далее, всем, работавшим на фронтире, ставился блок, препятствовавший выдаче под гипнозом или иным психическим воздействием. Кто мог предположить, что эта предосторожность, многими считаемая излишеством, уступкой непонятному чудачеству военных, может когда-нибудь пригодиться?
Сегодня Макаров получил новый удар. Он долго думал, как проверить, не манипулируют ли его тюремщики зарубками в то время, как его самого обрабатывают в тёмной комнате, пока, наконец, не вспомнил один древний метод. Делая очередную зарубку, он выдернул из головы волос и положил его таким образом, что всякий, кто попытался бы в его отсутствие добраться до спрятанных под матрацем отметин, неминуемо уронил бы его на пол. И вот теперь, вернувшись в камеру после очередного промывания мозгов, Олег обнаружил свою черную волосинку лежащей на кафеле.
Сомнений не оставалось: его действительно дурачили на протяжении длительного периода, и теперь он окончательно и бесповоротно потерял нить времени — единственное, за что можно было уцепиться, избежав тем самым медленного помешательства от пребывания в кафельных застенках.
— Будьте вы прокляты! — слабость и апатия, вызванная, в первую очередь, осознанием своего бессилия, быстро переросла в гнев. Макаров вскочил с кушетки, и, схватившись за неё руками, начал неистово дёргать из стороны в сторону. — Ненавижу! Ненавижу! Твари! Всех вас…
Кушетка скрипела, на которых она была подвешена к стене, звенели, однако сделанная на совесть конструкция выдержала напор. Ещё больше рассвирепев, Олег кинулся к двери в камеру и стал сперва колотить по ней кулаками, а затем с разбега таранить плечом, пытаясь выбить. Едва ли имелся даже призрачный шанс на успех, но того, что под весом человека дверь начала трястись, хватило для беспокойства охраны. Как следствие — из вентиляционных решеток в камеру пустили слезоточивый газ. Только после того, как землянин, судорожно кашляя, в соплях и слезах обессиленно повалился на пол, вентиляция заработала в обратном направлении. Спустя некоторое время он в который раз потерял сознание.
Ещё один бесконечный день. Макаров сидел, скрестив ноги, на кушетке, держа в руках миску похлёбки — на удивление вкусной, густой, напоминающей слегка разведённое бульоном лобио. То ли на кухне сменился повар, то ли у тюремщиков возникли иные соображения по поводу рациона пленников — но это было куда лучше непонятной баланды, подаваемой прежде.
Работая ложкой из какого-то странного материала, Макаров прокручивал в голове те немногие наблюдения, что ему удалось сделать. Он надеялся, что удастся свести все факты друг с другом — тем более что заняться всё равно нечем.
Его тюремная камера донельзя примитивна, её вполне могли создать аборигены. Охранники выглядели как типичные бойцы Шестого легиона и разговаривали между собой на ооласском языке. Ничего технологичного в их вооружении не было. Однако не возникало сомнения, что лунная база землян подверглась атаке космического корабля. Несомненно, что гроб-кокон создавался с применением высоких технологий и, возможно, был живым существом, продуктом генной инженерии. И что-то совсем необъяснимое творилось в комнате для допросов. Исходя
